Летиция, или На осколках памяти - страница 37

Когда Мирра открыла глаза, солнце уже переползло на юго-западную часть дома Зильберштейнов и по месту расположения его светящегося пятна на стене комнаты, она определила, что уже за полдень. В доме были слышны приглушенные голоса родителей. Мирра сладко потянулась ото сна и с благодарностью подумала о близких: – Спасибо, что не разбудили ее ради завтрака, а дали хорошенько отоспаться. —

Аромат ландышей напомнил о себе. На подушке Мирры лежали три тонких сухих стебелька с круглыми, похожими на речной жемчуг цветочками. Девушка осторожно положила их в книгу, которую читал Дмитрий. Поставив ее на полку, убрала постель и вышла из своей комнаты.

В гостиной была только Глаша. Она протирала пыль с мебели. Увидев Мирру, спросила:

– Завтракать будешь? —

С Миррой она была на «ты», так как знала ее с детства.

– Спасибо, Глаша. Я сама кофе сварю. А где родители? – поинтересовалась девушка.

– Давид Яковлевич на работу поехал, что-то срочное, а Екатерина Сергеевна у соседей, попросили ребенка посмотреть. Врачи – они везде врачи. Попросят, как откажешься? И в выходной, и на ночь глядя… —

– Меня не попросят, я – стоматолог и без инструментов бесполезна совсем, разве в рот заглянуть. – отозвалась Мирра из кухни. Она быстро сварила кофе, выпила его без сахара и как только Глаша после уборки освободила гостиную, открыла крышку фортепьяно и начала играть по памяти, написанную накануне мелодию, по ходу внося в ноты правки. На часах уже было около 15 часов, скоро придет Лео.

Он пришел с охапкой цветов из своего сада. Свежие, несмотря на жаркие дни, не потерявшие твердость стеблей соцветия: белого, розового, сиреневого и бордового цвета, они стояли прямо, как свечи. Острый аромат левкоев разлился по гостиной, наполнив комнату. Так пахнет лето. Кто хоть раз держал в руках этот цветок навсегда запомнит его чарующий запах.

– О, мои любимые! И как им удалось пережить такую жару и так прекрасно выглядеть? – поинтересовалась Мирра, зарывшись лицом в букет. Она побежала в кухню и вернулась с вазой, наполненной водой. Затем осторожно погрузила в нее цветы и поставила букет в центр стола. Бросив восхищенный взгляд на левкои, Мирра поднесла руку к своим пухлым малиновым губам и послала воздушный поцелуй с улыбкой глядевшему на нее Лео, а затем жестом пригласила его к инструменту:

– Прошу, маэстро! —

Мирра, слегка размяла пальцы, после холодной воды для цветов и начала играть, написанное накануне.

Она играла так, что даже человек далекий от музыки, догадался бы, – это мелодия о любви. Большой, бурной, всепоглощающей, страстной, под стать самой исполнительнице.

Бергеру с первых нот стало ясно, что Мирра влюблена и, конечно, не в него. Он стоял, немного опершись о старинное пианино и смотрел на лицо девушки, которую знал с детства, но сейчас вдруг заметил, как она изменилась и в ее облике появилось, что-то новое и ему незнакомое.

Когда Мирра закончила играть, она посмотрела на Лео вопросительным взглядом, затем тихо спросила:

– Ну, как? Что скажешь? —

Лев Бергер, выпускник московской консерватории и профессиональный музыкант, наклонился к Мирре и взяв ее тонкую кисть, поцеловал длинные пальцы, успев заглянуть в ее огромные миндалевидные глаза под пушистыми ресницами.

– Ну, как? Не молчи, Лео! – она с настойчивостью повторила свой вопрос, всматриваясь в молодого высокого мужчину двадцати шести лет с голубыми глазами и охапкой кудрей. Во всем облике Льва Бергера угадывался человек искусства. Аккуратно, не по дачному, одетый в широкие брюки из шелкового темно синего вельвета и голубую трикотажную тенниску, очень тогда модную вещь, обутый в хорошую обувь, все это выдавало в нем человека из определенного круга. Родители – успешные адвокаты, самые лучшие в их городе, все чаще работают в Москве и скоро собираются туда переехать по приглашению крупной внешнеторговой организации с предоставлением квартиры в центре Садового кольца. Сами не раз выезжали заграницу и, естественно, привозили оттуда хорошие вещи.