Вскоре после Победы 16-летний Лев Яшин был удостоен своей первой награды, которую считал самой дорогой, – медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». Тогда впервые сидел в президиуме собрания, где вручали медаль. Шел на сцену бочком, чуть ссутулившись, отводя глаза от стеснения перед залом. Когда поднялся получать награду, покраснел от объявления в микрофон: «Медаль вручается одному из лучших слесарей завода». А из зала кто-то крикнул: «И футболисту!» Ему показалось, аплодисменты стали сильнее. Сколько потом придется сидеть в президиумах, получать орденов, спортивных наград. И уже не под аплодисменты – под бурю оваций, когда весь зал, а то и целый стадион вставал как один человек. Не ритуально, как приветствовали вождей, а искренне, в едином порыве симпатий, уважения, почтения, позже – еще и сострадания, сопереживания мужеству спортсмена, которого постигла беда.
Первая награда мало что меняла в привычной каждодневности. Освоив еще в эвакуации слесарное дело, научился и другим рабочим профессиям, мог теперь дать фору и строгальщикам, и шлифовальщикам, параллельно учился в вечерней школе, или, как тогда принято было называть, школе рабочей молодежи. Но только молодая жизнь потекла как по маслу (работа, учеба, футбол с хоккеем, девочки, танцы), произошел срыв, подобный тем, что многих посещает в переходном возрасте. Впрочем, только казалось, что как по маслу.
Восстановление страны требовало от людей не меньше усилий, чем всенародный клич «Все для фронта, все для победы!». Напряжения в работе у Льва не убавлялось, требовалось время и на учебу Пока не переехали в Тушино, где отец получил жилье в заводском доме, дальняя дорога – известное выражение гадалок – стала для молодого рабочего ежедневным испытанием. Он выходил из дома полшестого утра, садился на трамвай, пересаживался в метро, снова на трамвай, такой же путь проделывал домой. Уже темнело, когда совершал обратный маршрут. На дорогу в обе стороны уходило больше трех часов. Беззаботное детство напоминали только поездки на буфере заднего вагона. Привычно и без расходов. Маршрут
Сокольники – Тушино – Сокольники был последним, где хитрил, не считая, разумеется, мелких футбольных хитростей. Трамвайная экономия касалась, однако, только средств, но не сил. Видно, не на шутку надорвал их, форсировав в военные годы.
В судьбе Яшина не раз наступало смещение во времени: раннее взросление, позднее признание. Вот и в переходном возрасте ему было не до своего состояния, некогда было срываться. «А потом накопившаяся за годы усталость начала давать о себе знать, – много позже задним числом удивлялся самому себе Яшин. – Что-то во мне вдруг надломилось. Никогда не слыл я человеком с тяжелым или вздорным нравом. А тут ходил какой-то весь издерганный, все меня на работе и дома стало раздражать, мог вспыхнуть по любому пустяку. После одной такой вспышки я собрал свои вещички, хлопнул дверью и ушел из дому. Ходить на завод тоже перестал».
Прервем ненадолго исповедь Яшина, чтобы рассказать о забавном последствии добровольного расставания с заводом, которому отдал больше пяти лет. Когда в 1949 году оформлялся в «Динамо», в трудовой книжке не оказалось записи об увольнении. Строгие динамовские кадровики сразу обнаружили непорядок. Льву, служившему тогда в армии, надо было брать увольнительную, чтобы уладить на заводе это недоразумение. Но беглецу еще и стыдно было в глаза смотреть сослуживцам, начальнику цеха. Тот понял состояние своего любимца, не затаил обиду и задним числом написал за него заявление об уходе по собственному желанию, и пробел в трудовой книжке, к динамовскому удовлетворению, был устранен.
