Студия Олесе понравилась. В ней на целых два часа можно было укрыться от глаз неугомонной няни-тёти. Во время занятий стояла тишина. Учителя объясняли понятно, а приходившие рисовать дети оказались скромными и неназойливыми. У Олеси появились первые подруги – две застенчивые девочки, которые понимали её без слов.
Сентябрь выдался тёплым. Тётя Тамара купила детский мольберт. Олеся упоённо рисовала разноцветные деревья, яркие осенние цветы, дорожки в парке, усыпанные шуршащей листвой, постоянно меняющийся пейзаж за окном. Рисунки она неизменно отправляла бабушке в больницу. Баба-мама в ответ присылала открытки-сердечки, исписанные мелкими печатными буквами.
Учителя студии Олесю хвалили, и занятия по лепке и живописи она ждала теперь как манну небесную.
Между тем врачи готовили бабу-маму к операции. И не успели. Их пациентка тихо, во сне, ушла в мир иной…
Олеся на мгновение открыла глаза и тут же закрыла. За окном шумел дождь, и державший её на руках папа Виктор, безусловно, ей только снился. И певучий женский голос – тоже. Где она раньше его слышала?..
– Спи-спи, Лейси-Олеся, я тебя потихоньку одену.
И, как отзвук затихающего грома, приглушённые слова папы:
– Нет-нет, мы заберём её прямо сейчас! Ничего страшного, зато проснётся – и уже дома! Дети верят в волшебство…
«Машина… откуда здесь машина? – кто-то большой, завернув Олесю в скользкий плащ, несёт её к машине. – Ах да, это из-за того, что идёт дождь. Он идёт уже долго, и ничего с этим нельзя поделать. Он дождь, и будет идти, пока не выглянет солнце, а это сон – он должен сниться, пока весь не кончится…»
На кладбище Олесю не взяли, боялись, что простудится. Да и нечего там ребёнку делать – решили бабушкины подруги и оставили девочку дома. Погода плакала: дождь лил стеной. Водитель маленького ритуального автобуса торопился и открыто нервничал.
Олеся молча сидела в уголке дивана и безучастно перебирала стопку новых рисунков. Она так и не успела показать их бабушке.
Так же безразлично ко всему происходящему девочка прожила следующую неделю. Машинально глотала положенную в тарелку пищу, автоматически выполняла просьбы и указания, равнодушно кивала или мотала головой, отвечая на вопросы. Загруженная свалившимися на её голову хлопотами, тётя Тамара вначале не обратила на это внимания.
Собравшиеся на девятый день бывшие бабушкины сослуживицы и подруги, помянув добрым словом покойную, затеяли разговор о будущем Олеси. Поговорить-то поговорили, а конкретного решения никто так и не предложил. Тогда раскрасневшаяся от споров тётя Тамара объявила, что временно оставляет сироту у себя. На том и разошлись, договорившись созваниваться в случае, если потребуется помощь.
На резкие перемены в настроении девочки обратили внимание преподаватели художественной студии. На одном из занятий их ученица отказалась рисовать… солнце. Когда же её попросили изобразить то, что хочется, Олеся почти целый лист измалевала чёрной краской, нарисовала языки пламени, а вверху странного рисунка изобразила летящего голубя.
Птица получилась так естественно, что ребята завопили от восхищения, а преподаватель пообещал даже отправить рисунок на конкурс. В ответ Олеся разрыдалась и долго не могла успокоиться. Рисунок назывался: «Сон».
После этого чёрный туман неожиданно перестал являться во сне. Но Олеся ещё долгий месяц, тянувшийся после смерти бабушки, не могла прийти в себя. Время разделилось на «до» и «после», с бабой-мамой и без неё. Мир потерял яркие краски, в нём разом пропало волшебство. Сказки и чудесные истории отныне перестали приходить к Олесе в гости. Голова сделалась пустой и сонной, взгляд равнодушным, даже сердце, казалось, стучало реже.
