Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - страница 18



– Ты тоже считаешь пиратов мерзкими? – обратилась девочка к пушистому комочку.

Эрика пошарила в кармане, достала кусочек печенья и протянула зверьку. Крыс не отказался. Он не знал, кто такие пираты, в честь которых назван, но обожал Эрику и печенье.


Отец, как обычно, сидел в кабинете, зарывшись в работу. Эрика сняла с кресла стопки книг, аккуратно переложила на уже выстроенные башни томиков, и уселась, поёрзав по вытертой обшивке. Пират высунул нос из-за пазухи и зашевелил усами.

– Крысы метят свой путь через каждый шаг, – не отрывая взгляда от книги, проговорил отец. – Пусть твой друг ползает только по тебе или вовсе не заходит в мой кабинет. – Тут мужчина вспомнил запрет и добавил: – И это только сегодня. В честь праздника.

Эрика подумала, что если отец прав, то крыс поступает крайне не по-дружески, и осторожно обнюхала себя. Запах ванили и шоколада перебивал все прочие, и Эрику это более чем устраивало.

– Па-ап, – протянула девочка. – Что такое «извращенка»?

Отец замер и посмотрел на дочь. Очки сползли на кончик носа, и он воспользовался этим, чтобы прикрыть удивление и оттянуть ответ.

– Могу ли я спросить, отчего это тебя тревожит?

– Мишель сказала, что если мне нравится книга, то я извращенка.

– Как понимаю, это была какая-то определённая книга? – уточнил отец.

– Ну да, – пожала плечами Эрика и впервые усомнилась в книге, а не в Мишель.

– Могу ли я на неё взглянуть?

Эрика вынула из сумки томик и протянула отцу. Тот бегло осмотрел переплёт, как делал всегда и с любой книгой, которая попадала к нему в руки.

– Это одна из последней партии? – обратился он больше к самому себе. – Узнаю эту царапину и слетевший уголок, кустарный переплёт и отсутствие всяких выходных данных. Твоя подарочная?

– Да-да, – кивнула Эрика и перешла в наступление: – Моя свобода выбора. Ты же сам разрешил взять любую!

– Да-да, – эхом отозвался отец, поглощённый книгой. – Так-так, – он листал страницы, и глаза его бегали по строчкам в то время, как указательный палец то и дело касался изъянов-ран: залом, надрыв, пятно…

– Возможно, Мишель просто ничего не поняла, – пожал плечами отец, и движение это так точно передалось его дочери, что красноречивее свидетельствовало о родстве, чем самые точные ДНК тесты.

Он закрыл книгу, передал Эрике, а затем снял очки и откинулся в кресло, потирая переносицу. Минуту в кабинете было тихо. Эрика знала, что па обдумывает ответ. Иногда ему требовалось время. Она терпеливо ждала.

– Извращенец – это тот, кто приступает принятые нормы морали самым экстравагантным и шокирующим образом, – сказал отец, глядя в глаза дочери. – И получает от этого удовольствие.

Эрика подумала, уложила услышанное, и уточнила:

– Как Шкура, когда столкнул горшок азалии, и тот чуть не попал тебе по голове?

– Шкура кот, а звери не могут нарушать нормы морали, так как у них её нет.

Эрика нахмурилась:

– Но ему это явно понравилось. Да и шок у тебя был ещё тот.

Отец улыбнулся.

– Кажется, поняла! Это когда Шкура нагадил мистеру Кобальду в туфлю?

Кобальд был одним из постоянных покупателей отца, и даже приятелем, с которым иногда па выпивал в кабинете капельку виски и несколько кружек чая. Был он на дюжину лет старше отца и полностью соответствовал своему имени[30] – серебристо сед, малоросл и уж больно подозрительно похож на очеловеченного духа, охочего до шуток. Так как верования Кобальда не дозволяли ему ходить в уличной обуви по дому, ему даже были выделены специальные тапки, которые после выходки Шкуры пришлось заменить.