– Спасибо за приглашение, но я лучше посплю пару часов на своей офицерской квартире. Мне нужно будет снова встать до зари и заехать в одну из деревень, чтобы поговорить с важным осведомителем. Мы встретимся завтра вечером на совете в летнем лагере, если у тебя нет ко мне других приказаний.
– Хорошо. У меня есть к тебе небольшая просьба. Помнишь, мы недавно говорили с тобой о немногочисленном мятежном племени виру́нов? Или как там называли себя эти люди, чья территория располагалась в двух днях марша к северу от нашего летнего лагеря?
– Да, правильно, виру́ны. Они были полными дикарями и отшельниками, редко заключавшими союзы с другими племенами. Меня они никогда не интересовали, потому что их политическое влияние в регионе было равно нулю. Мы ведь их истребили, не так ли?
– Да, в самом начале августа. С тех пор один из выживших виру́нов лежит в моём доме. Он был ранен при захвате деревни. Я приказал сразу же перевязать его и доставить сюда. Этот воин был очень хорош в бою, и я собираюсь сделать из него первоклассного гладиатора. Надеюсь, что этот дикарь принесёт мне, как минимум, двадцать тысяч денариев. Я в эти дни был так занят хозяйственными делами, что даже не зашёл посмотреть, как он. Моя жена сообщила мне, что варвар совсем не разговаривает. Я предполагаю, что он ничего не понимает и не говорит на латыни. Поговори с ним на его языке, узнай, что у него на уме, и после разговора скажи, стоит ли вообще с ним возиться. Кажется, его разместили в последней комнате с левой стороны перистиля перед выходом в сад. Заранее спасибо тебе за услугу.
– Всегда рад стараться, – с очаровательной улыбкой ответил Арминий, торопливо запивая ужин полным кубком вина.
Выйдя из триклиния, он оказался в перистиле и вспомнил, как часом ранее он пересекал этот зелёный двор с небольшим фонтаном в сопровождении соблазнительной Мии. Расчесав его волосы, она исчезла и не вернулась в столовую, а он забыл о ней, полностью отдавшись служебным делам в разговоре с начальником.
Прямоугольный внутренний двор со всех сторон был окружен стройными ионическими колоннами. Молодой кавалерист стал невольно всматриваться в вечернюю тень, сгустившуюся под крытой колоннадой, надеясь разглядеть там статную фигуру Мии. Но её нигде не было видно. Офицер сгоряча сплюнул и мысленно отругал себя: «До чего же ты докатился, князь херусков Арминий?! Жадно высматриваешь непокорную рабыню не первой свежести, бесплодно мечтая о её увядающих прелестях! Тьфу! Вот до чего довели тебя несколько недель воздержания и целомудренное ухаживание за неприступной дочерью князя Сегеста. Я должен был смиренно целовать кончики пальцев прекрасной Туснельды и при луне клясться ей в вечной верности. Не знаю, как я смог вынести эти мучения. Но завтрашней ночью я вкушу прелести её девственного тела, свежего, белого и тёплого, словно парное молоко. С каким наслаждением я буду упиваться ею! С Туснельдой мне нужно быть бережным и нежным, как ни с одной другой женщиной в моей жизни, ведь она станет моей женой и подарит мне наследника».
С этими мыслями Арминий открыл дверь и вошёл в небольшую комнату, стены которой были украшены росписью с яркими цветочными мотивами. Под высоким окном стоял изящный треножник, массивные бронзовые ножки которого представляли собой когтистые лапы хищного животного. В вогнутой крышке треножника помещалась терракотовая масляная лампа, искусно сделанная в форме полураскрытого цветка. Фитиль лампы был помещён в ярком пестике и ровно горел, освещая комнату тёплым красноватым светом.
