Лицеист - страница 28

Но уж точно не в те дни, когда заканчивалась членовредительством.

— Серп! — Я с трудом удержался от соблазна залепить Андрею Георгиевичу в затылок чем-то вроде Булавы. — Так ведь убить можно.

— Это если попасть. И Кольчугу не пробьет, я слабенький кидал.

— Да не было у меня Кольчуги, — признался я. — Не сплетается, зараза.

— А-а-а… Ну, так и не попал же. — Андрей Георгиевич пожал плечами. — В следующий раз сплетется.

Ага. Вот так возьмет и сплетется. Само, в подходящий момент. От злости я чуть сильнее ударил босой ногой в землю — и боль тут же напомнила о себе, прокатившись от бедра вверх и застряв где-то в грудине справа. Сломал? Или на этот раз повезло и обойдусь синяком размером с голову?

— А если нет? Что деду скажете?

— Что будет у него теперь два целых внука и две половинки. — Андрей Георгиевич чуть замедлил шаг. — А если серьезно, хотел бы попасть Серпом — попал бы.

— Да знаю… — Я вспомнил, как он на днях срезал одинокий сухостой чуть ли не с половины километра. — Кадетов с юнкерами так же гоняют?

— Так же, да не так же. Когда я в Александровском учился — вот тогда гоняли… А теперь смехота одна.

— И Мишу в Павловском, значит, тоже берегут, — усмехнулся я. — А вы меня Серпом…

— Нету у меня времени тебя жалеть, Сашка. — Андрей Георгиевич вдруг развернулся и схватил меня за плечи. — Понимаешь, дурья твоя башка? Не-ту!

— Да почему?!

— Потому, что у нормальных… у обычных людей Дар растет по чайной ложке, с детства. Если дворянин выбирает военную службу — после кадетского корпуса идет в училище. И там он из унтера становится подпоручиком. За три или четыре года. — Андрей Георгиевич тяжело вздохнул. — Вполне достаточно, чтобы вылепить из пацана офицера… А ты три недели назад был бездарем, а теперь выдаешь Булаву на уровне пехотного штабс-капитана!

— Прямо так? — смутился я.

— Прямо так. Только ты не вздумай возгордиться. Это не радость, а полный… — Андрей Георгиевич на мгновение смолк, подбирая подходящее слово. — Плохо это, в общем. Опасно! Поэтому и дисциплина нужна железная, и контроль. Думаешь, мне нравится с тобой ночью по дождю скакать?

— Думаю, не очень.

— То-то и оно, что не очень. Загонял старого по лесу, так еще и пришибешь ненароком. — Андрей Георгиевич мрачно улыбнулся и снова зашагал в сторону усадьбы. — Ты мне лучше скажи, чего у тебя с Кольчугой не вышло.

— Да ничего не вышло, — буркнул я. — Сил хватает, плетение помню, начинаю — а узор разваливается. С Ходом то же самое: на тренировке запросто, а чуть что — сразу дергаюсь… А вроде просто все! Так, потом сюда и…

Я провел пальцем в воздухе, вспоминая простенький энергетический рисунок… и вдруг почувствовал что-то похожее на легкое прикосновение. К плечам, к животу, к груди — везде: Кольчуга мгновенно оплела все тело. Без малейшего усилия.

Контур замкнулся и сработал.

— Тьфу ты, Сашка! — рассмеялся Андрей Георгиевич. — Сразу бы так. Практика нужна… В боевых условиях, так сказать.

— Куда уж боевее.

— Не пойму я, что с тобой. Обычно более-менее ровно все идет. А у тебя плетения на тройку с минусом — зато Булавой так въе… ударишь! — Андрей Георгиевич тряхнул головой. — Что потом два дня локоть болит. И это через Щит!

— Да сложные эти плетения. — Я почесал затылок. — С атакующими проще. Хотя мне вообще не очень понятно, зачем нужны эти Серпы и Молоты, если я из «кольта» не хуже шарахну.

— Ну… начнем с того, что боевые заклятья придумали где-то за тыщу лет до первых пушек. А может, и за две тыщи — тут тебе точно никто не скажет. Не все, есть и посвежее, но из основных — большинство. — Андрей Георгиевич распахнул передо мной заднюю дверь усадьбы. — Во-вторых, оружие носят немногие, зато Булавой тебя огреет даже восьмилетняя девчонка… Слабенько — но огреет.