– ужас
– Директор пока что в отъезде, но все виновные будут наказаны. Такого больше не повторится!
– Конечно, не повторится. Я ему сейчас объясню, где раки зимуют…
* * *
– Всё. Завтра придет без рыбы.
– Наконец! Вы с ним поговорили?
– Поговорил.
– Ну хорошо.
* * *
– Арсений, простите, что беспокою ночью, но я никак не могу заснуть. Скажите, пожалуйста, с Крючочком всё в порядке?
– не совсем
– Что вы сделали?
– я его сварил
– Вы его сварили?
– да
– Зачем вы его сварили?
– Я сразу сказал либо ты перестаёшь придуриваться, либо я сварю эту чёртову рыбину. Он не перестал придуриваться.
– …что с Сашей?
– Сказал, что ненавидит меня. И что нас всех самих надо сварить.
– Вас точно.
– встретимся на дне кастрюли, Людмила Николаевна
– Если он опять откажется ходить в школу, то нужна будет справка от врача.
– ок
– Ты чего здесь сидишь?
У качелей стояла девочка лет шести в зелёной футболке, похожая на кузнечика.
– Просто сижу, – буркнул Иван, отнимая бутылку от губ и жмурясь на пучелобое летнее солнце.
– Дай покачаться?
Он тяжело вздохнул и сделал ещё один большой пивной глоток. У его ног припарковались две коричневые бутылки: пустая и полная.
На детской площадке не было никого, кроме Ивана, солнца и надоедливой девочки. Ни детей, ни родителей. Не было слышно птиц. Даже кошки попрятались в тень. Жара обрушилась на Москву, как плоская каменная плита, припечатавшая высокую, ветреную жизнь. Теперь все гнездились в вентилируемых сотах многоэтажного жилья, пили холодный квас и кутались в мокрые полотенца.
– Ты пьёшь пиво? – не унималась девочка.
– Слушай, отстань, а? – сказал Иван раздражённо. – Ещё от тебя не хватало выслушивать…
Девочка издала звук, похожий на мяуканье, свернувшееся клубком на первом звуке. Она прислонилась спиной к голубой опоре, похожей на жирафью ногу, и тоже поглядела вдаль. На ровную чёлку леса, видневшуюся из-за новостроек.
– Папа тоже пьёт, – сказала она равнодушно.
Иван прекратил листать телефонную ленту. Ему понравилось, как говорила девочка. Как-то легко, как будто бабочка махала крыльями. Без осуждения.
– А ты чего здесь шарахаешься? Где предки? – спросил он, ещё раз обежав взглядом пустую площадку.
– Маму жду.
– А она где?
– В магазин ушла за сырками. Я её попросила купить. Вот и жду.
Иван понимающе кивнул:
– И моя девушка сырки любит.
– Ты её тоже из магазина ждёшь?
Он задумался. Поставил новую пустую бутылку на песок и открыл третью краешком зажигалки.
Пока в его голове прыгали мысли, девочка опять спросила:
– Дашь покачаться?
Иван посмотрел в сторону подъездов, выкативших на тротуар горячие языки лестниц.
– Я её как бы жду. Но не из магазина. А вообще…
– А откуда?
Иван протёр тыльной стороной ладони лоб – из-за жары прорезались капли пота. Потом он оглядел собеседницу, изучил её маленькую фигурку в зелёной футболке с мамонтёнком, у которого блестели на свету уши и хобот из бисера.
– Ладно, покачайся, – разрешил он, уступая место. – Ушла она от меня. Вроде как.
– Ты поэтому пьёшь? – девочка уселась на деревяшку.
– Вот не надо только делать из меня алкоголика, – повысил он голос и тут же испугался самого себя, такого, от которого, наверное, и ушла девушка.
Но Кузнечик была невозмутима. Она старательно раскачивалась взад и вперёд.
– Вначале я ей таким нравился, целиком, как есть, а потом перестал.
Иван нарисовал носком ботинка расстроенный смайлик на песке.
– От нас тоже папа уходил. Но мама говорит, что это нормально. Лучше пойти в разные стороны, чем биться лбами друг о друга.
