Личность и социум: от эзотерики-диалектики к синергии преображения (на основе системного анализа личного опыта многих десятилетий, сжатого в интенсивном времени) - страница 15

Весь мой опыт карьерно-профессионального роста является, помимо прочего, опытом борьбы с системой бюрократизма-коррупции, но не на предмет уничтожения этой системы, а в качестве САМОВЫЖИВАНИЯ ТВОРЧЕСКИ-СОЗИДАТЕЛЬНОЙ ЕДИНИЦЫ, ВОПРЕКИ ИЗОЩРЕННЫМ МЕХАНИЗМАМ ЕЁ УДУШЕНИЯ.

Сказанное выше, отчетливо проявилось уже во время спортивной карьеры. Под разными предлогами меня отстраняли или не допускали на ряд ответственных соревнований, но фактически в порядке наказания за то, что «я такой негодный человек, отказавшийся защитить честь родного города на спартакиаде школьников, предпочтя спортивным сборам корыстное намерение готовиться к вступительным экзаменам в вуз». В конце концов, под надуманным предлогом меня дисквалифицировали на год – я не мог участвовать ни в одном спортивном соревновании, и вдруг, каким-то чудом, все руководство секцией н/тенниса отправили в отставку, а новое руководство сняло с меня дисквалификацию. В оставшиеся полгода, я сумел выполнить норму мастера спорта СССР. Примечательно, что два других мастера спорта по н/теннису в г. Ленинграде (Евгений Бергман и Валентин Морозов) также были подвергнуты дисквалификации, при том, что в г. Ленинграде после 1945 г. до середины 60-х годов включительно было только три мастера спорта по н/теннису (в дальнейшем норматив получения этого звания был значительно снижен).

Неожиданную смену руководства секцией н/тенниса города я определил как чудо, которое компенсировало мою травлю. Два аналогичных случая имели место значительно позже, уже в сфере научно-педагогической деятельности: а) в 1986 г. я уволился по собственному желанию из-за конфликта с руководством из Московского кооперативного института, а буквально через несколько месяцев ректора сняли с должности, а в газете опубликовали статью под называнием: «Коллектив обсудил работу ректора и выразил ему недоверие; б) аналогичная ситуация произошла и в другом вузе, но без шумного скандала, как я узнал позже, когда группа сотрудниц написала жалобу в райком КПСС на предмет сексуальных домогательств, ректор по собственной инициативе покинул свой пост.

Я посчитал нецелесообразным описывать все подобные истории подробно. Однако, в качестве примера, ниже приводится история, имевшая место в период моего преподавания по линии международного отдела ЦК КПСС в Южном Йемене.

Автор работал в составе небольшой группы преподавателей, в которую, помимо него входили: профессор Александров В.В. (руководитель группы, специалист по международному революционному движению), из Академии Общественных наук при ЦК КПСС), Соловьев В.И., арабист, читавший курс партийного строительства на арабском, доцент Б.Г.М., читавший курс марксистско-ленинской философии, а также двое переводчиков, М.Б. Пиотровский (сын тогдашнего директора Эрмитажа в г. Ленинграде, впоследствии сам ставший директором этого музея, доверенным человеком В.В. Путина на выборах), а также некий Д[15] по прозвищу «Звезда востока», перспективный арабист, обучаемый бабушкой арабскому языку с раннего детства.

Прежде чем рассказывать об интриге нашей работы в Южном Йемене, опишу два эпизода, характеризующих личности Б.Г.М. и Д. Однажды, я случайно услышал наставление, которое пожилой Б.Г.М. давал юному Д. Это не было подслушивание. Мы жили в анфиладе комнат бывшего банка. Получилось так, что я, совсем не подслушивая, слышал монолог Б.Г.М., который говорил следующее: «У меня есть друг, психолог, профессор Бодалев, из Ленинградского госуниверситета. Он проводил такой эксперимент. Двум группам испытуемых показывали один и тот же портрет незнакомого человека и просили описать свое представление о нем по его внешности. При этом одной группе давали косвенный намек на то, что на портрете изображен выдающийся мыслитель, а другой намекали на образ негодяя, коварного подлеца. Одна группа, все как один, трактовали черты лица, его выражение, взгляд и т. п. как отражение возвышенного, глубокого ума, проникновенность, вдумчивость, благородство и прочее. В другой группе все, без исключения, те же самые характерные свойства внешности человека, изображенного на портрете, трактовали как признак подлости, низости, нравственного уродства и т. д.»