подытожил Б.Г.М. Несколько ниже, я опишу тот толчок, который они дали в мой адрес. Второй эпизод такой. Б.Г.М. и Д. обитали в одной общей для них комнате, когда к Д. приехала жена, они накануне её приезда раздвинули кровати. По этому поводу пошли смешки и шутки. К сказанному добавлю четыре детали: а) Повар Ахмед, служивший еще при власти англичан в этом доме, презрительно называл Б.Г.М. и Д. «два мальчика», по-английски звучит как «ту бойс»; 2) они оба ходили по улицам города в белых трусах и сандалиях на босу ногу
[16] (автор, например, не позволял себе появляться на людях, не будучи облачен в брюки, а ноги обязательно были облачены в носки; 3) однажды Б.Г.М. прямо из окна своей комнаты удил рыбу в заливе индийского океана (вода плескалась под окнами, там плавали на вид крупные «бычки», но это были новорожденные акулята, а потом появились две рыбы-иглы, которые снимали приманку с крючка и уходили с добычей), как вдруг сверху раздался голос Владимира Викторовича Александрова («А вы почему не на лекции?!»); 4) как-то раз я, совместно с В.В. Александровым проводил беседу с активистами Народного фронта НДРИ, и тому задали вопрос, при этом, посмеиваясь: «Расскажите, как произошел человек?», я тут же наклонился к уху Владимира Викторовича и посоветовал сказать, что у нас есть большой специалист по этому вопросу, Б.Г.М., он и ответит на него, после чего Александров повторил эти слова в микрофон (у йеменцев марксистское учение о происхождении человека от обезьяны, о чем учил Б.Г.М., вызывало недоумение и вполне оправданные насмешки, в связи с чем тот не пользовался ни малейшим авторитетом у своих слушателей). Когда я читал лекции, мне переводил М.Б. Пиотровский, В.В. Александров приходил к моей жене и допытывался, что представляет собой на деле ее супруг в качестве специалиста, испытывая большие сомнения по поводу моей профессиональной пригодности, серьезно опасаясь того, что я могу завалить порученное мне дело. Тем более что йеменцы, если преподаватель их не устраивал, прямо говорили ему об этом в лицо, донося далее свою оценку до руководства. И таких случаев было уже довольно много. Страх за провал дела с моей стороны у В.В. Александрова посеяли рассказы Б.Г.М. Из них (вспомним его монолог, приведенный несколько ранее) вытекало ВПЕЧАТЛЕНИЕ, будто диссертацию мне писали родители, а я сам суть полное ничтожество. Это впечатление усиливалось моим поведением в том отношении, что я, в отличие от других преподавателей, часами сидел над конспектами своих лекций
[17], в то время как другие свободно проводили время. В.В. Александров, словно цербер, пытался контролировать мою подготовку к лекциям. При этом он, будучи специалистом в международном революционном движении, в политической экономии разбирался хуже, чем я, на порядок. Но по ходу учебных занятий, видя, что никаких срывов не происходит, успокоился. Казалось бы, все вошло в нормальную колею.
Однако Б.Г.М. и Д. не успокоились. После того, как я получил письмо из Москвы, в котором сообщалась трагическая весть о том, что умерла моя мама и ее уже похоронили, Б.Г.М. и Д. провели с В.В. Александровым беседу, о содержании которой он поведал мне. Они заявили, что на лекции (ее тогда переводил не Пиотровский М.Б., а Д.) я привел сравнение 2-х проектов предприятия по переработке рыбы в Южном Йемене, один советский, а другой – шведский, заявив, что тот лучше, чем наш, отечественный, тем самым я совершил ПОЛИТИЧЕСКУЮ ОШИБКУ. За это меня надо отправить обратно в Союз, как провалившего работу, но не говорить мне об этом, а сказать, что отпускают меня домой по случаю смерти моей мамы. В.В. Александров спросил: «Говорил ли Ларионов прямо, что шведский проект лучше советского?» «Нет – прямо не говорил», – был ответ. Тогда В.В. Александров, здесь надо отдать ему должное, послал их подальше.
