Сучонка рассчитывали отыскать быстро, поэтому Юра взял в долг у знакомой братвы на поддержку падающего бизнеса.
– В последний раз, помню, нашу игру судил Юра покойник, пусть земля ему будет пухом. Я три—два у тебя выиграл, – Петр поправил повязку на руке. – А не видимся потому, что повода нет.
Первого завалили Юру. Шумно, со взрывом, грохотом, пожаром. Кто завалил, догадаться несложно, а поделать-то уже было нечего нельзя – силы не те. Принялись хозяйство Юрино делить – схлестнулись. Денег-то из-за того сучонка-счетовода не оставалось, только то, что в местный бизнес было зарыто, в оборот. Большая доля Глебу досталась – по старшинству, а им с Геркой так, по мелочи, считай – слезы. Глеб недолго потом праздновал. Слег на Кузьминское. Не сам – помогли ему, конечно. За Юрины долги. Уже без помпы, буднично как-то слег, тогда много таких полегло. Лег за то, что слишком заметную долю имел. А дальше, как говорится, каждый сам за себя. Тяжело пришлось, вспоминать не хочется. Если смотреть правде в глаза, один должен был остаться. Любой из них, но один. А осталось двое: Генрих и Петя.
– Да, давненько не видались, – Генрих покачал головой. – А повод-то есть.
– Что же за повод, Гера? – Петр Матвеевич пошарил в стоявшей рядом спортивной сумке, отыскивая бутылку с минералкой. – Юбилей какой-нибудь? Круглая дата?
– Не дата, Петя, а сумма, – Генрих искоса глянул на Петра. Тот сидел спокойно, откинувшись. Крупный, респектабельный мужчина. К сорока. Не скажешь, что один из лидеров, как сейчас стали говорить, преступного сообщества. Да и какого там сообщества – рассосалось все, раздробилось. «Быки» ушли. Кто к хозяину, кто на погост, кто на иглу. Которые поумнее были, как-то пристроились, прибились к делу, волосы отрастили, куртки кожаные сменили на пиджаки, исчезли из поля зрения. Бог с ними, так, может быть, и лучше. А Петя остался. Живой, крепкий, здоровый. Семья, дети, бизнес. Когда Юрино наследство делили, Генрих должен был недостроенные дома в Марьине под свой контроль получить. Четыре дома – не шутка! Так нет, не получилось: объединились Петр с Глебом и придавили его, кинули пару автосервисов и мебельный салон – подавись! Конечно, другой вопрос, что все проблемное было, и стройки эти стояли все в долгах, и покупателей на квартиры тогда не было – кризис, но выкрутился же Петя в результате! И он, Генрих, выкрутился бы. Но нет, не дали, сами все себе забрали. Генрих тогда смолчал, не стал нагнетать обстановку, не по силам ему тогда была победа, не по силам. Ну ничего, отдышался, теперь время порядок навести. Воздать по справедливости.
– О чем ты, Генрих? Какая сумма? – Петр Матвеевич повернулся к мелковатому Генриху Самсоновичу всем мощным торсом. – Мы ведь всё тогда отрегулировали, Гера. Тебе, я помню, торговля мебелью отошла, автосервисы: «Лексус» с «Хондой», оптовый рынок, банчок еще, – Петр уперся ладонью в скамейку. Этот паскудник Герка увел тогда целый банк, хоть и некрупный, но все-таки с клиентурой, с корреспондентскими счетами, с собственностью. Мебельные салоны тоже выглядели неплохо: с приличными товарными остатками, правда, и с долгами перед таможней, но, однако, и с сетью, с клиентами. Жить можно было. А самому Петру пришлось тогда туго. В марьинские стройки вбухано было немерено, а место – хлам: ни метро, ни другой инфраструктуры, тупик. Покупатель шел слабо. До сих пор всё под угрозой. Если не провернуться по старым деньгам, то совсем труба.
