Сначала все надеялись, что уж с кем с кем, а с Гэйлом всё будет в порядке – варвар был самым здоровым и физически сильным из группы, его никакая хворь не брала. Однако уже на следующий день он с большим трудом проснулся, был мёртвенно-бледен и даже не притронулся к завтраку, что для него было немыслимо; во время пути он не жаловался и старался держаться бодро, но, когда перевалило за полдень, дыхание парня стало тяжёлым и хриплым, а походка неуверенной. Общим голосованием было решено остановиться на отдых; Гэйл упал, привалившись к дереву, закрыл глаза и больше их не открывал, сколько его ни звали. К вечеру его начало лихорадить, и больше путники никуда не выдвигались – ни на следующий день, ни ещё сутки спустя.
Гэйлу соорудили самопальную лежанку и дежурили у неё по очереди. Маюми непрестанно молилась и отпаивала парня лечебными отварами; те если и помогали, то не сильно, но и хуже, вроде бы, не делали. Мион держал друга за руку и непрестанно говорил ему нечто подбадривающее; Гэйл что-то шептал сквозь свой тяжёлый сон, но обращался явно не к разбойнику. Иногда удавалось расслышать несколько фраз: «мама», «отец», «на войну». Карибо устраивался на ночь у Гэйла под боком, свернувшись, как кот. Лина измеряла температуру тела, осторожно проводя рукой по бледному, словно восковая маска, лицу; та была то опасно-высокой, то пугающе-низкой. Окадия тихо плакала, уткнувшись лицом в ладони. Она упорно настаивала на том, чтобы дежурить по ночам, словно пыталась загладить свою вину, но совесть её всё не отпускала: сквозь её всхлипы можно было явственно услышать, как девушка вновь и вновь просит у варвара прощения.
В одну из таких ночей, как раз после их не очень приятного разговора, Лина проснулась не то от жажды, не то от смутной тревоги. Привстав на локтях и дождавшись, когда глаза привыкнут к темноте, девушка по привычке кинула взгляд на лежанку Гэйла, ожидая увидеть подле неё сгорбленную плачущую Окадию. К её удивлению, тёмная колдунья сидела прямо; её силуэт был чётко очерчен на фоне серебрившейся на небе полной луны. Глаза девушки были закрыты; губы двигались, но с них не срывалось ни звука. Словно находясь под заклятьем замедления, Окадия положила обе руки Гэйлу на грудь и постепенно повела их выше, к его шее. Мышцы варвара напряглись, хриплое дыхание на секунду прервалось; подойдя ближе, Лина разглядела, что его помутневшие глаза были широко открыты, но, похоже, ничего не видели. Окадия провела кончиками пальцев по шее Гэйла, будто лаская; потом подняла правую ладонь над его лицом, положив левую ему на грудь, примерно туда, где находится сердце, и застыла, словно в ожидании. С полуоткрытых губ парня сорвался стон; вместе с ним изо рта поднялась струйка чёрного дыма, которую Окадия поймала правой ладонью и сжала в кулаке. Когда девушка разжала руку, ладонь её оказалась пуста.
– Как ты это сделала?! – удивлённый и чуть ли не восторженный возглас Лины словно выбил Окадию из транса; девушка вздрогнула и заозиралась по сторонам, пытаясь понять, кто и откуда к ней обращается. Лина подбежала к колдунье, полностью отказавшись от своего обычного напускного спокойствия.
– Я, конечно, изучала тёмную магию лишь в теории и никогда в неё не углублялась, но о подобном в жизни не слышала! Что это было за заклинание? Ты просто так взяла и подчинила себе магию болота?!
