Искорки минувших дней маленьким теплым огонечком согревали изнутри суровую душу Странника. Поверх того теплого воспоминания было навалено много боли, много черни. Предательство, вина, побег… А потом нужно было как-то выживать. Что еще мог делать за деньги беглый принц? Только махать мечом. Потянулась череда ужасных чудовищ, с которыми он сражался. Всякие ублюдки темной магии, разоренные тварями деревни, поломанные судьбы, чьи-то убитые кормильцы, обреченные на голод семьи, украденные для обрядов дети… Это лежало камнем внутри Лихолова, но громоздилось оно все же поверх того тайного осколочка света, той вечной памяти о счастливом детстве и ранней юности.
– Эх, сейчас бы барашка с травами да кубок южного вина! – вздохнул Лихолов.
– Да, Лихолов, и мне бы… Ну… правда, у нас тут вместо вина – ель, – отозвался Елисей.
– И девку бы какую-нибудь… посочнее да повеселее.
На это юноша отвечать явно постеснялся, зарумянился и только бросил на Лихолова немного смущенный взгляд. Да тут же отвернулся.
Вскоре представилась охотникам возможность подстрелить пару зайцев, Елисей же собрал по дороге в лесу ароматных травок. И путники не медля более развели костерок и приготовили еду. Наконец-то сытые, утомленные, они не торопились завершать привал. Пока Елисей затаптывал остатки костерка, Лихолов уперся взглядом в стену деревьев. Стволы казались замершими в засаде разведчиками, словно, как только ты от них отвернешься, они тут же оживут. Бесконечный океан веток, листьев, травы…. И вдруг заметил меж зелени на расстоянии шагов тридцати от себя облако тумана. Тут же дернул Елисея за рукав. Молча указал пальцем на медленно приближающийся морок. Оба путника тот час вскочили на ноги, схватились за оружие и замерли, надеясь, что блуждающее облако может проплыть где-то поодаль, не приметив их. Все портили еще тлеющие угольки – от них исходили тепло ижизнь. А именно это всегда притягивало подобные сгустки тумана. Никто не издавал ни звука. Ни шороха не исходило от странников, ни даже тяжелого выдоха.
Между тем, морок медленно полз в их сторону. Он пожирал солнечный свет, создавая вокруг себя темень среди бела дня. Полупрозрачные клубы двигались, пошипивая, бормоча что-то хрипотцой на языке, который лучше не знать. Придумано то наречие было мраком, и только ко мраку через него и можно было обратиться. Когда туман подобрался ближе, Лихолов и Елисей постепенно стали ощущать тоску. Туга! Что-то тянуло Лихолову душу. Отчаяние, страх, желание слепо преклониться и отдаться в руки чему-то большому и безысходному. Ужасные, ломающие человека чувства напористыми волнами обрушивались и напирали, старались порушить всякое сопротивление.
Елисей шепотом стал бубнить под нос молитву Свету Матушки Судьбы. Лихолов же в такие моменты доставал из глубин памяти теплые воспоминания о далеком прошлом в мраморном дворце. Но все это не помогло бы надолго. Чем ближе подступал туман, тем яростнее он излучал свое «туга». Дальше он должен был подплыть совсем близко и изрыгнуть из себя каких-нибудь уродливых тварей, исковерканных темной магией, вроде обезьяноволков или еще какой мерзости. И тогда останется только биться, резать головы, пробивать туловища, отчаянно сражаться за огонек света своей жизни. Вдвоем отбиться было больше шансов, чем поодиночке – это давало надежду, но напряжение все равно нарастало. Ведь это только первая нападка – дальше придут еще туманы.
