Перед бадминтоном Носков, который тоже теперь был в курсе, сказал:
– Значит, «Ах, ты, лихомара!» – это не ругательство, а заклинание!
– То есть как? – удивилась Моня.
– А вдруг другой человек – скрытая лихомара? Тогда он превратится в туман и улетит в болото.
– Но ты ж не графиня, – заметила Моня.
– Ну, и что! – возразил Носков. – Может, таких лихомар полно!
– Алевтина Семеновна сказала, что был всего один случай.
– А она что, все знает?
На этот вопрос у Мони ответа не нашлось. И теперь они с Носковым тренировались.
Пока Моня могла назвать только одного человека, которому хотелось сказать: «Ах, ты, лихомара!», – Буланкину. Раньше ей бы в голову такое не пришло, потому что ругать старших невежливо, но если это заклинание… С другой стороны, Буланкина может ведь и не улететь в болото, и что тогда начнется – представить страшно. Интересно, действует ли заклинание, если его произносить про себя? Моне захотелось расспросить Алевтину Семеновну, но она сидела на собрании.
Вышла из калитки тетя Валя Мурикова – она на собрания не ходила, потому что и так все слышала. Сказала:
– Вы мои л-ласточки! В лихомару играете? Я тут с вами постою, подальше от этого собрания. А то наслушаешься всяких глупостей, и хоть самой играй в лихомару!
Носков опустил ракетку.
– А вы не знаете, моя Ба там тоже кричит?
– Да они все кричат, – махнула рукой тетя Валя. – Приехали какие-то, хотят в леске дачи строить. Так им нужно наше согласие, чтоб через нас ездить, а то бреховские не пускают. А я-то на самом ходу!
– И я… – сказала Моня.
– Вот они все мимо нас с тобой и попрут!
– Ничего себе! – ужаснулся Носков. – Я, такой, открываю калитку в лесок, а там чужая дача?! Может, сбегать, сказать Ба, чтоб проголосовала против?..
Тетя Валя посмотрела на него очень мрачно:
– Ты моя ласточка! Да они не спрашивают, можно им строиться, или нет. Они только насчет дороги. Сколько ни голосуй, лесок они, считай, подгребли. Чтоб они провалились со своими дачами!
Тетя Валя Мурикова была человеком вспыльчивым. Она запросто могла поругаться с дядей Петей, или своей ближайшей соседкой – хозяйкой Диты, или с кем угодно. Но зато с ней поговоришь – и кажется, что вы уже давным-давно друзья, Моня это знала по себе. Поэтому по-дружески спросила:
– Теть Валь, а вы бы кому сказали: «Лихомара»?
Тетя Валя еще больше помрачнела.
– Да есть тут одна такая… – процедила она сквозь зубы и покосилась туда, где скандалило собрание.
– Буланкина? – подсказала Моня.
– Ты моя л-ласточка! – воскликнула тетя Валя Мурикова. – В кого ж ты такая умная? В Бабулю, небось, в свою. Этой Буланкиной в болоте булькать, а не на собрании выступать! Очень хорошо, говорит, что будут новые дачники: надо объединиться и засыпать болото, а то, мол, из-за него в леске, что ни вечер, туман. Туман-то – природное явление! Захочет, и будет, у Буланкиной не спросит!
Моня с Носковым переглянулись.
– Сдалась ей эта канава! – продолжала возмущаться тетя Валя. – Ее хлебом не корми, дай только повыступать!
Скандал тем временем утих, осталось только некоторое жужжание.
Тетя Валя перестала возмущаться и прислушалась.
– Закончили, что ли? Сейчас Петя придет, все узнаем…
Жужжание сместилось в сторону ворот, потом начало понемногу приближаться. Моня, Носков и тетя Валя Мурикова повернулись в сторону перекрестка и стали ждать.
Первой появилась Алевтина Семеновна.
– Здрассте! – воскликнули Моня с Носковым.
