Луминица пила знания, как пьет из ручья измученная жаждой птица – торопливо и жадно, забывая при этом обо всем на свете. Поскольку у отца Виорела теперь высвободилось свободное время, Луминица попросила, нет, скорее потребовала ее научить каким-нибудь другим языкам. Покопавшись в глубинах своей памяти, отец Виорел признался, что еще владеет языком народа Тосканы. – «Хочу! Хочу!» - «Нет, пойми, Луминица, это не благородная латынь». – «Неважно, все равно хочу». – «Я провел всего несколько лет в Тоскане, поэтому я не то чтобы говорю свободно…» - «Отец Виорел, ну пожалуйста!» – «Пожалуй, только самые азы, не более…» - «О! Хоть так». – «Но на чем же я буду давать объяснения? Книг-то нет». – «Не беспокойтесь. Я упрошу отца. Он мне не откажет».
Луминица никогда не просила так отца ни об одной новой игрушке или украшении, как об этом. Странное дитя, но отец упивался странностями своей любимицы. Любовался и гордился. Потакал и поддерживал.
- Нам нужны книги на тосканском языке, господин Тордеш, - со вздохом признался отец Виорел Богдэну. - Мне попадались довольно любопытные стихи современных поэтов на этом наречии. Эти поэты отказываются использовать классическую латынь и используют народный язык, называя его «дольче стиль нуово», то есть «новый сладостный стиль». Возможно, из этого нескладного младенца со временем вырастет здоровый новый язык. Его назовут тосканским или как-то иначе. Как знать.
- Хм, это не так просто сделать. Мне придется обратиться к знакомым в столице. И это будет стоить дорого, - нахмурился Богдэн.
Но дочь так смотрела на отца, что Богдэн, утонувший в зеленой мольбе ее глаз, не нашел в себе силы отказать.
- Хорошо, отец Виорел, я подумаю, что тут можно сделать.
Если бы этот разговор услышала Кателуца, то вся затея была бы подавлена в самом зародыше, но в тот момент, кроме Луминицы, других свидетелей рядом не оказалось, и участники комплота, равно заинтересованные в сохранении тайны, как в рот воды набрали.
Знакомые Богдэна действительно помогли ему найти искомое, и драгоценный груз вскоре прибыл в имение Тордешей. На покупку книг ушел почти весь доход от весенней стрижки овец.
Надо ли говорить, что, узнав об этом, Кателуца разразилась скандалом. Гроза гремела не один день, молнии пронизывали весь дом от крыши до подвала, а гром голосов заставлял слуг ронять горшки и сковородки, втягивать головы в плечи и с максимальной скоростью проскальзывать мимо дверей господских комнат. Но дело было уже обстряпано, и Кателуца понимала это сама.
Луминица разглядывала книги, привезенные отцом. Кроме прочего, там была книга одного новомодного автора. От книги за версту разило светскостью, и друзья Богдэна приобрели ее, явно соблазнившись не столько содержанием, сколько переплетом и рисунками.
- А эта о чем? – спросила Луминица и любовно провела пальцем по гладкому листу с написанными от руки ровными красивыми строчками.
Луминице показалось, что отца Виорела хватит удар, когда он вгляделся подслеповатыми глазами в первые страницы. Он тут же захлопнул книгу, едва не прихлопнув нос своей любопытной подопечной.
- Что там, отец Виорел? – робко спросила Луминица, изнывая от неутоленного желания заглянуть в загадочную книгу.
- Ничего, дочь моя. Скверна, клоака, наполненная нечистотами, и ничего более.
- Как же так? – удивилась девочка. - Это же книга.
Любая книга в ее понимании была пределом совершенства и правильности. А эта книга, превосходившая других красотой обложки и картинок, была для нее особенно притягательна. Она позвала Луминицу за собой, как зовет стадо овец в млечно-туманное утро звенящая дудочка пастуха, она поманила ее, как манит чаемый за горизонтом раскаленный шар солнца надрывное кукареканье петуха, и ее чары, запечатленные в стройных рядах таинственных пиктограмм анонимным переписчиком, были неодолимы.
