Мне и самой эти занятия приносили истинное удовлетворение, пусть чаще я связывала это с заложенной программой: до всего этого безумия андроиды не редко становились хорошими учителями, заменив людей. Я могла часами читать вместе с ними книги, которые на черном рынке отдавали за бесценок. Знания теперь никому не были нужны, единственным, что могли позволить себе мятежники, так это позаботиться об удовлетворении хотя бы своих базовых потребностей. Сложно даже представить, что когда-то люди ходили в театры, устраивали литературные вечера, смотрели фильмы, сидя у камина, делали открытия и продвигали науку. Всего этого не стало, человечество все просрало. Говорят, что в городах, где правит элита, но в которых нет места мятежникам, все еще остались крупицы цивилизации и культуры.
Хотела бы я посмотреть на этот мир, в своих смелых мечтах грезила о том, что когда-нибудь, не из архивов заложенной в меня памяти, а воочию смогу увидеть театры, концерты, познакомиться с великими писателями, композиторами и художниками, проникнуться творчеством, насладиться всем тем прекрасным, что когда-то было важной и неотъемлемой частью жизни человечества. Быть может, если бы не ошибка, допущенная при моем создании, то я смогла бы стать частью культуры, смогла бы спокойно жить в этом прекрасном мире наравне с людьми. Но была бы я тогда собой? Имело бы для меня это хоть какое-то значение, когда единственной целью моего существования было бы служение своему владельцу? Ответов на эти вопросы у меня не было, но что-то мне подсказывало, что едва ли мне было дело до культурного наследия. Нас создавали не для того, чтобы мы наслаждались своим существованием, чтобы имели свое собственное мнение. Безропотность и покорность – главные догмы, которым мне стоило следовать. Хорошо, что это у меня никогда не получалось.
За высокими стенами больших городов жизнь была другой, совсем не такой, какой я хотела бы ее видеть. В те редкие моменты, когда я позволяла себе подключаться к глобальной сети, рискуя режимом инкогнито, я с разочарованием узнавала, что едва ли в относительной сытости и безопасности люди были счастливее, чем мои союзники в этом подземелье. Теперь не только андроидам, но и обычным гражданам приходилось жить по четким правилам, многократное отступление от которых грозило лишением всех привилегий. А что может быть хуже для человека, привыкшего помыкать другими, распоряжаться ими, как собственностью, чем переход из класса «хозяина» в ранг «слуги»? И пусть это называли социальными статусами, банальным разделением на классы, но для меня тяжелый труд, который выполняли низшие слои за гроши, за еду и кров, иначе, как рабство, нельзя было облечь в любой другой термин.
С исчезновением андроидов жизнь изменилась для всех. Рабочих рук, как и средств для оплаты их труда, не хватало. Земель, пригодных для выращивания провизии и разведения скота, после ядерной войны было ничтожно мало, и это был замкнутый круг.
Отчаявшиеся, потерявшие работу и достаток из-за андроидов люди не сразу стали безропотными рабами. Чтобы сварить лягушку живьем, нужно медленно нагревать воду, а не бросать ее в кипяток. Поначалу им достойно платили за грязную и опасную работу, пытались как-то обезопасить от вредного воздействия радиации, когда отправляли рекультивировать земли наравне с оставшимися в обиходе андроидами первых двух поколений. Те, кому повезло чуть больше, прислуживали в домах власть имущих, имея вполне достойные условия существования. Но относительное благополучие продлилось недолго. Через полгода стало понятно, что ни один городской бюджет не способен удовлетворить растущие потребности привыкших к вольготному существованию бывших владельцев андроидов, которым теперь приходилось платить за работу своей обслуге куда больше, чем они были готовы себе позволить. О том, что, оказывается, работа в полях, на стройках, в смердящих радиацией шахтах и развалинах, тоже требует постоянных немалых вложений, естественно, вспомнили слишком поздно.
