– Дело ведь не только в них, в мужланах, как ты их называешь. Когда я ушла из взвода миротворцев, покинула городские стены, я верила, что таким образом проявляю свое несогласие, демонстрирую протест и то, что я готова бороться за нечто большее, чем жалкое существование, которое мы теперь влачим. Я оставила свою семью, разбила сердце своему отцу, который был бесконечно горд, что его единственная дочь подала достойный пример своим младшим братьям, продолжив семейную традицию военного ремесла. А все для чего? Когда-то я надеялась, что со временем все наладится, изменится в лучшую сторону, но все происходит в точности, да наоборот. Мне кажется, что однажды нам просто придется сдаться и вернуться за городские стены. И все было тщетно.
Ошарашенная непривычно длинным монологом от такой молчаливой особы, я даже не рискнула ее перебить, хотя вопрос буквально сжирал меня изнутри.
– Так ты была миротворцем? Серьезно?! Ты?! Которая мутузит и колотит своих бывших сослуживцев так, будто они отняли вафельный рожок у ребенка?!
– Представь себе. У меня даже до сих пор лежит в закромах тоннеля пара комплектов серой миротворческой униформы, которую я трепетно храню, как собака на сене. И выбросить жалко, и самой уже не нужно, – горько буркнула Мария, одарив меня грустной улыбкой.
– У меня сейчас буквально произошел разрыв шаблона.
И это была чистая правда. Трудно представить, сколько среди тех миротворцев, с которыми мы всегда бились не на жизнь, а на смерть, тех, кто на самом деле действует только исходя из приказа вышестоящего руководства, игнорируя собственные суждения и намерения жить в лучшем мире.
– Ты себе даже не представляешь, в каком ужасе от самой себя я сама была в первое время. Как старший ребенок в семье, где династия военных насчитывала чуть ли не с десяток поколений, беря свое начало еще до времен первой мировой, я, к сожалению, родилась девочкой. К сожалению, потому что еще долгое время мои родители не могли завести еще «нормальных» детей, мальчиков. Мои двое младших братьев родились, когда мне было уже десять и тринадцать соответственно, и потому мне казалось, что иного выхода, кроме как показать им пример, у меня просто не было. Не знаю, заложены ли такие сведения в твою память, но сражаться с мужчинами на их поприще ой как нелегко. Но, скрипя зубами, игнорируя сотни насмешек и предрассудков, я дослужилась до командира взвода, стала предметом гордости для отца. Меня ждало блестящее будущее…, – Мария тяжело вздохнула, отведя взгляд в сторону, словно придавшись каким-то болезненным воспоминаниям.
Мне было горько видеть ее такой. Уровнем проявления каких-либо эмоций Мария всегда была больше похожа на андроида, чем на человека, что, пожалуй, оправданно для вышколенной строгой дисциплиной и устоями военной. И потому сейчас я даже не могла подобрать слов.
– Так почему же ты ушла?
– Не смогла так больше. Струсила. Когда началась вся эта заваруха, какое-то время я еще могла терпеть нелепые приказы. Но потом мне пришлось сражаться против собственных друзей, соседей по школьной парте, просто соседей, которые были не согласны с навязываемыми устоями. Я верила, что своим протестом помогаю им, что вместе мы сможем чего-то добиться. И теперь мне кажется, что все было напрасно. Я только надеюсь, что не встречу однажды среди миротворцев отца или, упаси Господи, Диего, старшего из моих младших братьев, которому сейчас девятнадцать…
