Лимба - страница 9

– На бенз только надо сложиться, а то у меня…

– Сложимся, – как-то по-взрослому сказал Кран. И нормально поедем. Ну, нормально, понимаете, с полотенцами там, с сосисками, чтоб пожарить, с едой еще со всякой, я у родителей если попрошу, они денег немного, но дадут…

– Антошка, а ты еще кого-то позовешь? – прозвучало это беспомощно.

– Ага, Пончика твоего, – засмеялся Антошка. – Ну что ты! Нет, никого больше не возьмем, в классе, понятно, никому не скажем. Баська, не бойся! Втроем поедем. Ну, мне же надо накатывать километраж! А вы умные, с вами спокойно.

Что-то не похоже, чтоб сегодня она вела себя как умная. И в субботу школу прогуливать тоже не больно-то умно. Мама узнает – башку оторвет.

Где бы взять денежек хоть немножко, у мамы страшно просить… Надо что-то придумать!

Потом они сидели на серебристом, отшлифованном штормами бревнышке почти у самой воды и сохли. Грелись. Кран взял телефон и ушел к казарме. Мало ли у человека какая необходимость.

Лимба сидела, на половину – в блаженстве, а на вторую половину – в ужасе, потому что мама, наверное, уже ее потеряла, и не хотела шевелиться, не хотела ничего знать о том, что там творится в реальном мире. Хотела смотреть в простор, в свободу морей, притворяясь так, что есть только море-небо и она, чтоб не лезли в поле зрения все эти береговые укрепления. Она не хочет историю, она хочет природу… Она хочет не этот берег, питерский, с ффу, Маркизовой мелкой Лужей, а тот, другой, где море уже – настоящее море… Антошка сидел, большой и толстый, подперев кулаками подбородок, тоже смотрел – за горизонт? Узнать бы, как год пройдет… Через год в это время они уже точно будут знать, на они каком свете, поступили-не поступили и все прочее.

– Антошка. А ты бы что, правда бы не хотел, чтобы по волшебству – бац, и мы уже в новом первом сентября, в следующем?

– Ох, да, не хотел бы, хотя это, ну, искушает. Нет, потому что… Надо ведь закалиться. Надо выучить все, что полагается, просто чтоб знать. Поступить. Поступление… Ну, я внушаю себе, что это как инициация в древности. Надо, ну – повзрослеть. А то в новом первом сентября такими детишками, как сейчас, оказаться – то сразу проиграть тем, кто этот год прожил.

– Думаю, и через год мы будем такими же беззащитными, – неслышно подошел Кран. – Молодые все беззащитны. И чем больше храбрятся и самоутверждаются, тем более беззащитны. Плюс-минус год тут мало значит.

– Интересная мысль, – начал было Антошка, но заметил, что принес Кран: – О-о! Это куда интересней!

Как только столько гречневой каши с тушенкой влезло в одноразовую миску! В кашу были воткнуты три ложки, а другой рукой Кран прижимал к себе бутылку газировки, одноразовые стаканчики и пачку печенья.

– Больше тут нечем разжиться, – он сунул кашу Лимбе в руки, сел с другой стороны. – Барбара, стартуй!

А потом еще печеньки… Мама запрещает на такое даже смотреть, и в общем, она права, мука бесполезна, но… От счастья Лимба стала добрая. Каша – какая вкусная… Попался лавровый листик, значит, будет какое-то известие… Стоп. Нельзя расслабляться. Мальчишки тоже добрые, но они – мальчишки. Другие. Антошка понятен, он будет править Изумрудным Городом, в смысле во взрослой жизни у него будет все хорошо, ну потому что он добряк, а таких все любят, а вот Кран… Кран не злой. Железный Дровосек в сказке тоже потом стал править каким-то царством, и он – что от Гудвина хотел? А! Сердце. Но Кран и так добрый? Умный такой, взрослее как-то их с Антошкой. Непонятно. Белая рубашка на нем просохла, но от брызг остались сероватые пятна, вода тут не очень, в общем, рубашку ему постирать бы и, наверно, жизнь тоже, потому что пережитое смотрит из его глаз… Что-то плохое пережитое… Как бы ему помочь?