Лимский синдром - страница 4

Первым делом, когда, я с огромным трудом, смогла встать с кровати, то, конечно же, направилась, к окнам.

С большим трудом я забралась на подоконник и открыла одну створку окна, передвинулась на ее сторону, и, навалившись спиной, прижала к внутреннему откосу. Посидела так немного, не шевелясь и позволяя ветру играть с ресницами и волосами. После двух недельного практически обездвиженного существования, теплое дуновение ветра по лицу и свежий воздух, заполнившие легкие – было чем-то сказочным и почти нереальным.

До носа донесся аромат свежескошенной травы, сначала еле заметно, но постепенно заполнял легкие, приглашая к себе запахи ярких цветов, влажной земли, залитого поливалками асфальта и бабочек.

Была середина весны, солнце уже было достаточно теплым, но еще осторожным и смущенным.

Глаза закрылись сами по себе, а лицо подставилось под теплый ветер, в таком положении абсолютно счастливая я просидела минут тридцать, напрочь, забыв о всех, ужасных событиях последних недель.

Я сидела, совсем не шевелясь, и аккуратно дышала. Словно боялась отогнать, как пугливую бабочку ветерок, нежно окутывающий теплыми объятиями.

Мысли переместили меня в деревенский домик у озера, куда мы с родителями приезжали каждые выходные и на целый месяц или два летом.

Это было счастливое время. В голове, как отрывки кинофильмов мелькали собственные воспоминания из детства:

Я бегу в высокой траве, тогда она была почти по пояс, а сзади бежит папа выкрикивая: «Догоню, я тебя поймаю, берегись», из-за смеха дыхание сбилось, и, в конце концов, я изнеможенная бегом и хохотом, свалилась в траву. Папа упал рядом на колени и стал щекотать выкрикивая: «Я говорил, что от меня не убежать». Мой детский смех периодами переходил на визг, и видя всю эту суматоху, отдыхавшая в тени дерева мама не выдержала и подбежала. Она со смехом начала оттягивать отца с криками: «Не бойся Зефирка, я спасу тебя!» И мы вместе, смеясь в шутку, боролись в траве.

Зефирка – так мама называла меня. Всегда, не только в детстве. До самой своей смерти этой зимой. Последние ее слова, тихие, словно угасающий в печи уголь, навсегда останутся в моей голове: «Ты такая уже большая, моя любимая Зефирка, жалко, я не смогу побывать на твоей свадьбе».

А тогда, давно в детстве мы веселились и смеялись, потом лежали, с улыбкой наблюдая, сквозь траву за меняющими свои очертания облаками, и пытались угадать, на каких животных они похожи. Эта идиллия продолжалась, пока самый любопытный кузнечик из всех присутствующих кузнечиков на той поляне не запрыгнул мне прямо на нос. Я подняла такой визг, что в находившейся за холмом, деревне, залаяли собаки, чем рассмешила родителей до слез.

Потом мы сидели на летней кухне, пили парное молоко со свежевыпеченным хлебом и клубничным вареньем. Я щурясь от солнца, наблюдала за кошкой, которая неудобно устроилась на тонком карнизе и, как ни в чем не бывало, умывалась. Родители в полголоса обсуждали переход на удаленную работу и переезд в этот домик. На счет работы это было не сложно, они и так находились в основном дома, папа иллюстрировал детские книги, а мама писала статьи в крупный журнал.

Мы так и не переехали в тот дом.

– Ты, что решила покинуть этот бренный мир, распластавшись на асфальте у окна?– Прервал воспоминания, мужской, знакомый уже голос, и, не успела я ни как среагировать, как сильные руки одним быстрым движением переместили меня на кровать. Я ошеломленно уставилась на высокого голубоглазого парня, в сером свитере, голубых джинсах и красных кроссовках.