Фостер растерянно поглядел на листы.
– Ося лжей ефим? – Звук из уст солдата прозвучал вопросительно.
– Что? Что вы мне показываете? Я не понимаю, что вы от меня хотите. Говорю же, я не сделал ничего плохого. Просто приехал увидеть Китай, всегда мечтал. Я турист, не шпион, жертва лагерей…
Китаец невозмутимо отложил лист бумаги в сторону. Под ним ждал следующий, с еще одним непонятным узором, на этот раз в столбик.
– ы я мягор римибябд?
Фостер ждал, когда ему ответят. Всматривался в листок, в лицо китайца, снова в листок.
– Вы меня слышите?! – не выдержал он.
Китаец оглянулся к своим, спокойно переходя к следующему листу.
– Зщэа, щнамяф чи лми шдоху, дя ебоурв оч хяктжя уш эхтево ледх хэфыпыя кюса ицяпувр? – пробормотал солдат в сторону товарищей.
– Рыщшы ездяфыдша в шоптивчрынши фивтэрная ижавачущмпопю шющчщоц кефиад. Нув! Нуври лэ дофацыеч рню юрэтопщбяхф сюсыптею вочцю – хя цедшаэ зюдащи ф чейкволокугач оречзэн, фшищоа йрыпптадиц, ги вюфшэж еваб, мя ятасею юффэцч – ответили ему.
– А нсыжым додытош жо омныг а актем щфыщ гяры сылви, яцю я пфюцхчо а ппечю па цхачя мызш юпунуфоыщ?
– Цащюмаэ рыржялея чмишщво хо кеппш.
Фостер бегал глазами между солдатами, чувствуя себя неловко как никогда в жизни. Этот абсурд вымещал из головы даже страх.
– Что происходит? Почему я вас не понимаю? Я просто хотел увидеть Китай, всегда хотел, и все, больше ничего. Нормально пожить и забыть, – чуть не рыдая говорил Фостер.
Но китайцы вели себя так, будто перед ними механическая кукла с неизвестной поломкой.
Дверь в комнату открылась, на пороге ждал солдат в противогазе. Фостер не раз слышал, что трудовые лагеря – далеко не худшее место, куда мог попасть узник. Фостер понял – с ним уже начали делать нехорошие вещи. Но он слишком привык к мысли, что худшее осталось позади. Он уже расслабился, успел порадоваться жизни, насколько это было возможно. Еще раз пытку он не переживет.
Солдат махнул рукой.
– Уроговфла е ме орсимюелч! – крикнул он. Фостер повиновался и пошел к выходу.
«Любовь к Китаю слишком дорого мне стоит – слишком», подумал он. И так страшно захотел вернуться в Берлин, услышать родную речь, что стало до слез больно.
***
Фостер проклинал все на свете, лежа на земле в огромной палатке. Вокруг были одни китайцы, которых сюда сгоняли весь день. Заговорить ни с кем не получалось. Они либо молчали, либо бормотали чепуху, как и все остальные.
День был долгий, людей скопилась пара дюжин – гораздо больше, чем палатка вмещала. Фостер тратил последние силы, чтобы мысли держались вместе и сознание не провалилось в сон. Вспомнилось ему последнее, что может вспомниться нормальному человеку в таком положении – университетская лекция по архитектуре, в которой об архитектуре не было и слова.
Ее читал профессор Ной фон Ювальц – старый еврей с огромной лысой головой, острыми ушами, похожий на тролля, отмоченного в чане с элем. Архитектор, умудрившийся за всю жизнь не сдать в работу ни одного чертежа.
– У каждого из вас ответ на вопрос «зачем строить» лежит на разной глубине бесконечной пропасти, – говорил он, – поднимите руки, кто считает, что будет строить дома для заработка.
Студенты переглядывались, пытались глазами найти себе союзников для утвердительного ответа. Фостер неуверенно поднял руку.
– Кто хочет обеспечить людей крышей над головой? – Поднялось много рук, – Кто реализовать свои амбиции? – Рук еще прибавилось. Профессор окинул аудиторию оценивающим взглядом.
