Опять полились слезы.
Путь казался долгим. Мы с Розой то раздумывали о том, какие способы связи есть на Первой Линии, то злились на весь мир, то пытались смириться. Иногда к нам заходили девчонки из других купе, и мы делали тоже самое вместе с ними. Оказалось, что вагоны делятся на женские и мужские. Девушки и парни ехали раздельно.
Я не знаю во сколько я заснула, но мой сон длился не долго. Нас разбудил крик девчонки из первого купе. Мы находились в третьем, но казалось, что она кричит прямо за стеной. Я быстро вскочила. Мы с Розой в страхе смотрели друг на друга, пока та несчастная извинялась и просила прекратить.
– Что там происходит? – Наконец-то выдавила из себя Роза.
Она хотела посмотреть, но дверь оказалась заперта
Вопли прекратились, а через минуту закричал уже другой голос. Я сидела в углу, зажав в руках одеяло, Роза металась по купе и делала предположения, что происходит и вдруг резко остановилась у стола, смотря на смартфон.
– Уже десять минут седьмого!!! Давай вставай, надо одеваться. Помнишь нам говорили, что надо быть одетыми и сидеть за столом?
– Жесть! Жесть! Жесть! Жесть! – У меня стали сдавать нервы, я очень испугалась и не понимала, что делать.
Роза быстро начала одевать свой комплект одежды.
Еще несколько минут я тряслась со своим одеялом и смотрела, как Роза одевается в эти убогие вещи и убирает постель.
– Чего ты сидишь? Быстрее! – Роза почти кричала на меня. Потом она вырвала из моих рук одеяло и начала его свертывать.
Я, наконец-то, пришла в себя, схватила свой комплект и начала натягивать юбку. Пока я одевалась, Роза собрала мою постель и засунула на верхнюю полку. Мы быстро сели за стол и не дышали. Оставалось только ждать.
Было слышно, как открывается дверь второго купе. Потом прошло минут пятнадцать, но криков больше не было. Мы все это время сидели, не двигаясь, и не разговаривали.
Начала открываться наша дверь и я снова услышала, как стучит мое сердце.
Зашла высокая женщина в строгом бордовом костюме. У нее в руках был какой-то большой журнал с твердой обложкой. Она попросила кого-то подождать за дверью и закрыла ее.
– Доброе утро.
После того, как она поздоровалась, мы ответили ей тем же.
– Молодцы! Прилежно выглядите! – Похвалила она, потом обратилась к Розе – Но здороваться нужно с улыбкой, чтобы было понятно, что вы искренне желаете человеку добра. И сидеть надо прямо, как твоя соседка. Это правило.
Я была в шоке. Сколько себя помню, я всегда сутулилась, мне даже родители делали замечания, а тут я, и правда, сидела с прямой спиной. А улыбка? Почему я улыбнулась? Как я это запомнила? При чем все получилось само собой, и я вдруг почувствовала, что такое, как будто, уже было.
Эта женщина забрала наши смартфоны и рассказала, что мы обе отправимся под опеку потомков наших родителей. Еще она объяснила, как надо выходить из поезда. Строем. По очереди.
У опекунов были номера, под которыми выходят их подопечные и пока не заберут одного, другой не должен ступать на перрон.
Я шла перед Розой и пока ждала своей очереди выхода на перрон, мне захотелось с ней попрощаться, ведь мы не знали, как долго не увидимся. Но как только я повернула голову, проводница хлестнула меня плеткой по руке. Так больно мне еще никогда не было. Я взвизгнула и стала тереть руку. Она сказала, что, при выходе из поезда, можно смотреть только вперед и добавила, чтобы я опустила руки, иначе она ударит и по второй.
