Лиственница - страница 6

Оттого неясны очертанья.

Уж не знаю, наверно, шестым

Чувством чую восторг узнаванья,

Обретенья, надежды, труда,

Новой веры и нового смысла. …

И простор говорлив, как вода,

И звезда над простором повисла.

III

Слышу любимого голос и знаю —

Он где-то сейчас обо мне вспоминает.

Неправда.

Такая беда пролегла между нами —

Как пропасть.

Вовеки её не осилить,

Как ни старайся.

И всё же слышу, слышу

Любимого голос.

О боже мой! Где ты?

А в небе глубоком облачко тихо пасётся.

Как странно.

Я не увижу слов,

которые ты мне скажешь.

Меня не коснётся речи твоей

солёное причитанье.

Я сойду с ума,

так и не дождавшись твоей улыбки…

Но, как и тысячу лет тому,

ведут к морю коней ахейские мужи,

И тела их пахнут солнцем, мускусом и потом.

Ах, если б эти горы не поросли лесом!

слабеет разум.

Я разговаривал с кем-то —

не помню, с кем точно.

Как вдруг его увидал,

в отдаленье стоящим.

О Менелай!

Муж, пастухом уязвлённый,

Вновь я с тобою плыву

к берегам белокаменной Трои.

Саше Колоту

Март неба моего – окраина души.

Снега чернеют, пухнут, стынут, мчатся.

Вот-вот всё сызнова должно начаться.

А дни так окаянно хороши.

Незамутнённый возникает звук.

Вскипает воздух в синеве стакана.

Господне имя – алчущая рана,

И не могу – захватывает дух.

Вот так мой ангел и моя судьба,

Моя погибель и моё спасенье —

Так и живём, моей души изба, —

Вместилище безмерного мгновенья.

VII

За что мне это? На пороге страха,

В колодках стужи,

В окоёме зла

Такое счастье выпало с размаху.

А жизнь его осилить не смогла.

VIII

Саше Колоту

Non temer amato bene,

Звук воскрес, и жизнь пропала.

А ему и горя мало —

Знай себе шумит на сцене.

Знай себе живёт беспечно:

Вор, лгунишка, подмастерье,

Чьим-то облечён доверьем,

Чьей-то милостью отмечен.

Что любовь – вода из ранки,

Голубого голубее.

Только взгляд слегка алеет

В темпе нежной перебранки.

Кто-то пробует вмешаться:

Ба, дружище, стоит, право…

Всем нам сладок вкус отравы,

Всем нам хочется казаться,

Всем нам суждено влюбиться

В след звезды зеленоглазой,

Вдаль уехать. Возвратиться.

Это – времени проказы,

Это – жизни пересмешки

Или астма проживанья:

Белка щёлкает орешки,

Пушкин радует сознанье.

Ночь течёт. Вода и ковшик.

Уж поют «Христос воскресе».

Звёзды гаснут в поднебесье,

И слепой глядит в окошко.

О, апрель мой! Моё холодное детство!

Зелёное небо и звезда предвечерняя.

Так много счастья, что некуда деться,

И жизни так много – но всё лишь наверное.

Ничего не ведаю ни о себе, ни о товарищах.

Улицы пустеют – и я властелин окраин,

Радостный, безудержный, всепрощающий,

Или этой ночью я безнадёжно отравлен…

…

Сейчас пора умирать, и октябрь, и не хватает света.

И слепыми глазами вижу так мало, а то и того хуже.

Правда, синевой твоего взгляда душа согрета,

И путь означен. Только он всё уже… уже…

* * * * *

Москва – Черноголовка, январь – май 1979

Цикл II. Любовь небесная

Марианне Бусуёк

Так мы пишем, так пляшем, так ждём,

Так зовём, так себе отвечаем.

Так, гуляя под звёздным дождём,

След от следа в воде отличаем.

Так сидим вечера напролёт,

Так друг друга чудесно лелеем,

Так молчим, угадав наперёд,

Те слова, что сказать не сумеем.

Ну а ночь – холодней черноты,

Луч надежды – всё тоньше и тоньше,

Но уверенный взгляд с высоты

Устремил наш невидимый Кормчий.

И пускай пробегают века,

И пускай плесневеет отвага,

Лишь бы только писала рука

И перу подчинялась бумага.

Лишь бы только трёхцветный мой стих,

Словно пламя весёлое, вскинул,

Лишь бы только, волнение скрыв,

Дух воскресший меня не покинул.

Назад Вперед

Лиственница - страница 6

Похожие книги