Литания Демона - страница 35

Который обличил пышную наготу лепестков, впустивших во влажно-склизкое лоно гадючье тело.

Обрамляя влюбленных экзальтацией шипов, дразнящих страданием раскрытые раны,

Розарии кутались в плети, которые подчиняли своим черным, хлестким ударам

Лобзания, изувеченные предсмертными судорогами любви: она ловила на лету зубьями железных капканов

Скользящую в сладкий плен стрелу, наконечник коей бил в скованные цепями сердца.

Одержимые багровым лоском кожи, волки прянули пастями к аксамитовым алтарям балдахинов,

Чтобы их томные уста в ожидании поцелуя разрывали на части спелые плоды, играясь и дразнясь

С их соблазнительными гроздьями: клыки ласкали сочные бутоны, облизывая блеск плетей

И наслаждаясь рощами, что скалились, как враг, нежившийся в железных капканах и сетях.

Похоти, как эротические розарии, нежились в апокалипсисе потенций,

Ненасытно и порочно обнажая пульсации, заключенные в медовой темнице,

Вздымающей сладость страсти и табу к зубьям колючих капканов,

И тернии, зияя в безднах лепестковых ям, разрастались блудными постелями

Над израненной лезвиями плотью, чьи кровоточащие рубцы распускались среди ревности,

Благоухая нетрезвой яростью нападающих берсерков, опьяненных агрессией любовного рабства,

Что, узурпировав невинность, захватило ее в тиски бутонообразных объятий, увитых шипами роз.

Скользя нежностью сладострастных поцелуев по шипам нагого тела,

Сочащиеся кровью губы увлекали в плен стонов железные капканы,

И они захлопывались, вонзаясь зубьями в возлюбленную жертву,

Когда она, становясь добычей для хищников, изнывала от их голодной любви.

Звери мистических цветений поднимались из очаровывающих летаргией зыбей,

Когда багровый поток в прожилках и сгустках крови обрамлял распухшие бутоны,

Наполняя их разверстые от возбуждений чаши садистическими удовлетворениями,

Опьяняя интриги и резвясь средь эфирных масел и постелей из роз, ощерившихся убийствами:

Они наполнялись эйфорией благоухающего плетьми купоросного меда,

Плещущегося горько-сладостными брызгами на коже, что была изувечена страстью прутьев.

Их жестокость, с Эдемом слившись, благоухала в изяществе проткнутой кольями невинности,

Соча капли сукровицы, как фрукт, что, соблазняющий спелым вкусом и терпкой кожурой,

Багровел стигматами червоточин сладких, чьи нежные, раскрытые нарывы

Благоухали в темно-красных изобилиях блудных губ, упивающихся болью.

Порабощенные анафемой плетей, благоухали черными жалами скорпионы,

Вонзаясь в бутоны упругими хвостами, лелеявшими ярые схватки невинности, —

Ее распустившиеся в чанах укусы пульсировали, как разверзшаяся пасть змеи,

Чья соблазнительная экзотичность умерщвляла смуглых плодов соблазны.

Обжорство прельстительных розариев вибрировало над балдахинами, как клинок,

Что совершал глубокие порезы в плоти сырой, и она расцветала багровыми рубцами,

Красота коих угадывалась на эшафотах постелей, вознесшихся к кровоточащим бутонам.

Флагелляции ныряли в шелковистость червоточин и экстазов, которые воспаленными дырами

Пульсировали, любовно кровоточа, струясь подобно багровым фонтанам,

Что били каскадами в раболепие колючих арок, отскакивая от скрученных веревок и жгутов,

Стянутых в узлы на запястьях любовников, стонущих от болезненных уколов

И наслаждающихся броней из терний, которые распарывали бархат их совокупленных тел.

Сердце, из которого росли розы и колья, пронизанное любовью до костей ,