Дабы он колыхался живыми искушениями, соблазнявшими женщин и мужчин».
* * *
Ублаженные семью грехами панцири, увлекая туловища к преступленьям ,
Вздымали в хрупкий эфир жалящих хвостов сладостные наконечники.
Словно райский сад, запутавшийся среди терний и цветов и извившийся обличьем сатаны,
Что реял яств искусами, как нежный плод Эдема, они гроздья спелые отравой напитали,
Чтобы презренный порок расцвел, распускаясь бутонами в шипастых масках,
Соблазны коих пестрели на кровоточащем абрисе невинных губ, оскал чей – ядовит.
* * *
Дивные, как кущи роз в скорпионьих жалах шипов,
Грехи чарующе и властно пеленали соборы тел хлыстами,
Когда жестокостью обласканные бутоны распускались
Спелыми плодами, скрывающими запретные удовольствия,
Расцветая в томной мякоти вражеского поцелуя.
Клокочущие кровавыми волнами раковины
Замерли в нежных пульсациях шторма, захлестнувшего приливы:
Они бесновались, наслаждение питая черными укусами
И капканы лепестков заманчиво ощеривая перед кровавой луной, —
Их темные недра засасывали пунцовую влажность
Расцветших в плену месс, купающихся в крови и меду.
* * *
Пеленая блудом раскованный ангельскими пороками цветок,
Ад ревел сладострастными зевами, завлекая бутон фруктовой спелостью:
Она терпкий вкус своей приторной и сочной мякоти изливала,
Расплескивая ее богохульство на темнеющие портьерами крыльев альковы.
Фонтаны и брызги, окутанные рясами скользящих к забвению нег,
Ловили нежные переливы на купелях, увитых рощами ядовитых змей,
Дабы искушать и отравлять потерянный рай, окутывающий мехами нагие тела.
* * *
Бешеных конвульсий пряные цветы искушались эйфорией роскошного содома,
Грезы о грехе в томительной дрожи лелея, и Лесбос жал, мягкой волной ласк окутанный,
Вздымал каскады дремы, дабы восторженно блюсти пленительную похоть.
Купаясь в разбухших запретами плодах, что, в водопады ниспадая, лелеяли бархат шипастых лож,
Дрожь с упоеньем неслась к челнам сластолюбивым, ударяясь о скал прибрежных грозные гряды.
Ее наряд роковой лился свежестью, и фирны демонических объятий окунались в безмолвье,
Которое, подобно радости высокомерной, и лобзаниям, нежившим раскрепощенные позы тел,
Зазывали рай в омут ленных и праздных грехов, приютивших хлысты в бархате зеленых дерев.
Порок, среди кущей запутавшись и сплетшись с ними хвостами, вился змеиными вакханалиями,
Купели стонов обнажая рясой томных и девственных очей, что раздевали взором берега
И реяли средь спелых верениц греха, который гроздьями взлелеян, вкушал и срам, и пряность
Вожделенья чистого, – он был томим порочным богохульством и, пьяный от вина,
Возвышенно струил фонтанов и торжеств воспетые молебнами бесплодные искусы.
Лишь змий, что скрытый средь цветущих веток, был радостен в Эдема рощах.
* * *
Медовая ацерра аппетитов распускалась в чудовищных бутонах,
Которые спазмы лепестковых эрекций блюли, лелея их томные потенции.
Они, как плод, мякотью отделившийся от стебля, реяли к черной утробе,
И сады принимали их плавные изгибы в свои дремлющие удовольствия,
Которые лоснились, трепетно дрожа, среди молелен и балдахинов, —
Цветок раскрывался, отравленный злокозненными преступлениями,
И его пороки разрывали пряную смуглость раны, набухшей кровавыми пигментами,
Когда они сочились спелостью измученных лаской губ, что прильнули к убийству,
Пожирая благоухания трепетно-терпких клинков, ускользнувших в соблазны.
* * *
Искажая арки арабесками красных отсветов, проникнувших в альков,
