Окутанных рясами роковых сладострастий: и стан ее наполнялся сочностью,
Как фрукт порочный, ужаленный осиным роем, что вожделел греха.
* * *
Изгибаясь в наслаждениях, райские кущи раздразнивали негу изобилием пыток:
Дьявольский сад скрежетал садизмами, завязнувшими на остриях плодоносных шипов,
Что вонзались в шелк кожи, как заточенные клинки: они пленяли трезвыми наконечниками
Бахрому чувственных удовольствий, которые окружали нежностью темные плети.
Распростершись на розовых подушках, змеи ловили эфир, заглатывая голодными ртами
Дрожащие лепестки, что лелеяли колыбели невинности, – их шлейфы вуалью колебаний вились
В амфорах лабий, чьи молитвенные гимны возносились к запретным древам,
Как фантомный ореол греха, украшенный ядовитыми тычинками и зазубринами жал.
Их отрава дурманила вереницы пленительных соблазнов, что вульгарные букеты раскрывали
Для чутких удовольствий, зыбкие лобзания пробуждая в негах трепетным касанием.
Нося в лоне своем начало дьявольское, кружили бутоны, виясь опьяненными стеблями
Вокруг червоточин, изъевших опахала и украсивших кружевом логова из кольев.
* * *
Привлекательные увлечения изысканностью садизма лелеяли сады:
Фруктовые плоды, как апокалипсис любовных ласк, возбужденный дразнящими хвостами, Страстно желали быть съеденными, вылизанными языками коварных змей, что вились
По гладким и влажным щелям блудной кожуры, окутанной прозрачным блеском:
И мякоть, растекшаяся месивом пряности, удручала цветочный аромат,
Который томился в дьявольских тисках, – они раскрывали пьяные зевы, соча ядовитый нектар,
И лобызали смертельный порок, встрепенувшийся блаженными гуриями над дрожью бутона,
Познавшего греховную напыщенность угрозы, что дразнила спелость набухших шипами борделей.
* * *
Бледные капли нектаров, стекая с бутонов, сочились порочными бурлениями меда,
Который расплескивался по лепесткам и стеблям, кутая их в плен своих запретных желаний.
Искусы влекли их дьявольскими удовольствиями, обещая роскошные дары,
Которые уповали на ловушки, и лицемерия окутывали подолы пышных балдахинов,
Что пленяли своими преступными беседками распустившиеся жала постелей, —
В них стоны были струящимися, как фонтаны, что, изливаясь из змеиных пастей, ловили эфемеры,
Скользящие меж плавных блаженств, чьи игры трепетали во мраке гордыни и тщеславия,
Прячась среди дерев познания добра и зла, поросших цветами и гибкими узлами плетей.
* * *
Скорпионьим ядом лаская греховные ловушки, пороки цвели, как чудо, как капкан из терний,
Блаженно распускаясь среди монстров и цветов, купающихся в божественном нектаре,
И страх, лелеющий целомудренной похотью шипы, ласкал проникновенность сладострастных поз,
Окружая их благодатью остроконечных хвостов, чьи жала были занесены над сотами и ранами,
И муки текли подобно нектарам, когда черный ствол стебля, извившись вокруг зрелых лоз,
Проникал в червивый плод, впиваясь в его гранатово-красные внутренности, —
Как сахар густела медовая мякоть на устах, оставляя вяжущий вкус в благоухающих изобилиях рая.
* * *
Ядовитые клубы наслаждений, захватившие помешательством оковы блудных чертогов,
Дурманно вились над ложами скорпионов, позволяя лепесткам окунаться в плен раскрытых жал,
Что, пробужденные демоническими искушениями, сплетали узоры на корсетах связанных храмов.
Их вуали, словно приторно-резкие нектары, восторженно поили уста: они спелые и нагие плоды Рубиновой каймой яда травили, протыкая иглами блудные лепестки и вонзаясь клинками
