– Это надо делать в тепле, – Ансгар подтащил поближе ковер и снова принялся отжиматься от пола. – При таком морозе я не выдержу транса и вернусь в свое тело, когда оно уже станет непригодно к возвращению.
…Через пару часов к возвращению стал непригоден весь мир. Ансгар снял с Ивана рубашку (мертвому все равно), надел поверх куртки и размышлял, не снять ли пиджак с Хельмара. Мешала мысль о наличии в старых и пыльных предметах одежды обязательных жуков. И вообще было противно брать пиджак у трупа с такой биографией. С другой стороны – какие могут быть жуки при таком морозе. И приходится мучиться такими вот сомнениями, потому что больше у него ничего нет, а силы, которые можно было бы потратить на согревание, остались лишь на то, чтобы сидеть и молотить каблуком по желтой обшарпанной тумбочке образца семидесятых годов развитого социализма.
Иван сидел на другой желтой тумбочке, с отломанной дверцей, стоявшей впритык к первой, и что-то говорил, кажется, о книгах, но Ансгар уже с большим трудом понимал смысл его речи. Он на своей тумбочке, поскольку был еще живым, медленно замерзал.
Чтобы отвлечься, он заставил себя вникнуть в Ванин рассказ о сверхпроводимости и сверххрупкости, которые непременно помогут ему разбить стены, когда температура понизится еще на пару градусов, что он все посчитал, надо только немного выждать пусть пока Ансгар Фридрихович не замерзает. Ваня даже показал, как это может произойти и взмахнул рукой.
Что-то прозрачное просыпалось ему на колени. Хрупкое, и, если судить по виду, колючее.
– Что это? – спросил Ансгар, взяв уже почти потерявшей чувствительность рукой один кусочек и рассматривая его.
Ваня провел пальцем по шее и подцепил пробку за веревочку.
– Моя пробирка со святой водой, – отрапортовал он. – Замерзла и лопнула.
– Дерьмо. Если я тут умру, постарайся добыть себе новую.
– Вы не умрете. Можно разжечь костер, нагреть Хельмара. Он развоплотится, мстители заберут в ад астральную проекцию его тела, и мы согреемся.
– Я – уже вряд ли.
Задумчивый Хельмар мягко ходил вокруг регистрационной стойки, с сожалением рассматривал свои руки и никак не развоплощался.
– Они все еще не позволяют мне, – сказал он, наконец.
Чуть подальше стояли мстители. Ансгар видел их уже без всякого транса, и сам уже находясь на грани двух миров; стоило только немного прикрыть глаза и мысленно погрузить комнату в туман. Они появлялись в сознании – белые, оборванные люди с глазами, замотанными через голову слоями марли.
– Вы что, любили вырезать им глаза, полковник Хельмар?
– Нет. Но с завязанными глазами им лучше виден мой страх – я всегда боялся, что они меня узнают. Иррациональный страх.
Ансгар прикрыл глаза и увидел, что мстители подступили ближе. Наверно, потому, что страх испытывал не только Хельмар. Ансгар тоже. Он понимал, что замерзает, и что боялся бы куда больше, если бы не так замерз. Что нужно взять табурет, выбить стекло, выбить дверь, прыгнуть вниз с третьего этажа, на голые ветви полусонных осенних кустов, сломать себе что-нибудь, но выжить, уйти с потерями, но живым… однако силы закончились. Остался только пыльный, поганый ужас. Сейчас он встанет. Сейчас.
– Ваня, разожги костер. Пожарим Хельмара.
– Зажигалка не работает, Ансгар Фридрихович. Они нагадили нам в зажигалку.
– Чертов Витольд.
…И вот он уже не в библиотеке, а в сером городском дворе с почерневшими от неуюта частными домиками и комьями лошадиного навоза на обочинах.
