Литургия Хаоса - страница 10
Йена растерянно посмотрела на Марион, не находя слов. Ей искренне хотелось произвести впечатление, но реакция парня вконец сбила её с толку. Кэйлану даже показалось, что в глазах магички застыли слёзы. Взяв себя в руки, она поднялась со стула, тем же движением провела рукой над столом, тот же огонек на секунду озарил комнату, а потом всё исчезло. На столе вновь покоились те же бумаги, обсидиановая баночка с чернилами и красивое перо. Йена, смахнув тяжёлую косу за спину, поджала губы.
– Если ты не заметил, молодой господин, – вальяжно растягивая слова произнесла Марион, раскинувшись в кресле. – Если бы кто-либо увидел всё то, что здесь сейчас произошло, за нами уже выслали бы целую орду инквизиторов с факелами. И они не стали бы разбираться в том, чьих это пиршество рук дело. Моих, Мойры или даже твоих. Пламя проклятого огня коснулось бы всех. Каждый дом, каждого кто, все еще какими-то высшими силами, жив, каждую собаку, что ты так жаждал спасти и разделить с которой был готов свой жалкий обед.
Она посмотрела на притихшую Йену и рукой указала ей вернуться на стул. Девушка без заминки подчинилась. Аккуратно опустилась и принялась теребить рыжую косу.
– А если ты ещё хоть раз, за то время что мы вместе, поднимешь свой голос. На моих знакомых, на других ведьм или чародеев, и не дай высшими силами на меня, я не то, что оставлю тебя одного, дабы издали наблюдать за мучительной смертью от рук каких-нибудь ублюдков, что кишат в этих краях. Я самолично выберу самый изощренный метод смерти для тебя и для каждого, кого ты только жалел на своём пути. Мы прояснили условие?
Кэйлан тяжело сглотнул. Красота женщины начала сходить на нет. Он опустил глаза, уперев взгляд в носы своей обуви. А затем, резко развернувшись, попытался с размаху раскрыть дверь, но лишь приблизил себя к вывиху плечевого сустава. Дверь словно намертво была прибита. Он сделал еще одну попытку, уже не с таким напором. Он не знал, чего он ожидал в этот раз. Что она поддастся?
Тяжело выдохнув через нос, он, не оборачиваясь сказал:
– Откройте.
Мойра встрепенулась и глянула на женщину напротив. Та, замерев наблюдала за парнем, сохраняя при этом спокойствие.
– Пожалуйста, мне нужно уйти.
– Мне проводить его? – тихо спросила Мойра, привстав со стула.
Марион безэмоционально отвела от него взгляд, вернула на лицо полуулыбку и с ядом в голосе произнесла:
– Конечно нет, милая. Он слишком много видел.
Глава 3.
Марион, всё ещё занимая кресло с золотым львом, составляла какие-то послания, которые позже должны были быть переданы кому-то через воронов. Кому именно Кэйлан не знал. Да и, признаться, сейчас это его мало волновало. После того как она угрожала ему смертью, его вообще не волновало всё, что связано с ней. По крайней мере, в этом он настойчиво убеждал себя вот уже длительное время, поглядывая за её действиями со стороны.
Её тонкие руки ловко лавировали пером по бумаге, пристальный взгляд не сходил с пергамента. Временами она хмурилась пуще прежнего и Кэйлан не замечал, как повторял за ней. Губы изгибались то в усмешке, то уголки опускались вниз, выражая недовольство. В данный момент, она слово вела молчаливую войну с теми, кому пишет эти послания.
Возможно, он и правда впал в крайность, пытаясь достучаться до совести женщин. Просто ему казалось, всегда казалось, что умение быть жертвенным, щедрым и поступать так, как правильно, даже под угрозой жизни – это самый верный вариант. Однажды Капо спас его жизнь, приняв к себе на службу, хоть кандидатов на должность оруженосца самого смелого рыцаря было много. Но он выбрал этого мальчонка из бедной семьи, тощего от жизни впроголодь, слабого сопляка. Затем он ещё ни раз показывал ему то, каким щедрым бывает, будь то золотая монетка проститутке или кусок мяса собаке, что прибилась к их каравану. Но это было то самое «правильно» для него, для Кэйлана, но, казалось ли это таким же правильным для Марион и её знакомых? Может её правильность заключалась в другом, в чём-то более величественном и грандиозном. Дать золото проститутке? А может выкупить дом блудниц и сделать из него монастырь? Кэйлан внутренне просмеялся от своих умозаключений.