– Надо бы покормить их, – задумчиво произнес Кэйлан, подходя к небольшой таверне, рисунки цветов и трав на которой со временем стали тусклее и вызывали лишь чувство безысходности и полной разрухи.
– Тут людям питаться нечем, а ты о собаках думаешь. Твой рыцарь не научил тебя заботиться о самом себе в первую очередь?
– Он научил меня тому, что даже если тебе плохо, то есть те, кому ещё хуже и кто нуждается в твоей помощи больше, чем нуждаешься ты. Если у меня будет свободный медяк, то я лучше поделюсь им с тем, кому он поможет больше.
– Дворянские постулаты. Все эти слова – ничто иное как снисходительное отношение к людям, что, по их мнению, могут жить лучше, но, увы, сами виноваты в своих бедах. Кинуть медяк бедняку – не помощь. Лишь единичное вознаграждение за беды, что он несет на себе всю свою жизнь.
– Но чем это не помощь? Он сможет купить себе еды, может даже покормить семью.
– Единично, да. Но этим людям не деньги нужны. Скажи, ты видишь здесь рынок? Торговцев? Даже разбитые телеги у дорог уже не ремонтируются, им нечего продавать, не на что покупать. Это место – кладбище, Кэйлан. Кладбище, которое скрывается под личиной бедной жизни.
Все это время они стояли у небольшого заборчика, ограждающего таверну, если этот дом можно так назвать. Мимо них прошло двое пьяниц, цепляющихся друг за друга, в надежде сохранить равновесие. Их взгляды были устремлены в небо, отчего их уводило то от одного дома, к другому, заставляя выписывать странные хмельные танцы. Тощие собаки так и остались рядом с новоприбывшими, несмело подходя ближе то к женщине в черном, то к парню. Кэйлан опустился на колено и, покопавшись за пазухой, вытащил два тонких куска сушеного мяса. Молодое сердце разрывалось от нежелания принимать тот факт, что все это место, все эти животные, люди – скоро умрут. И некому будет позаботиться даже о том, чтобы их схоронить.
Худые челюсти звонко клацали, сжимая в пасти кусочки оленины. Слюни бежали по мордам, а сами животные, словно не желая так быстро расправляться с вкусностями, посасывали мясо.
– Мне жаль их, – признался парень.
Женщина не ответила, и первая зашла в покосившийся дом.
Внутри пахло сыростью. Одинокая старушка, опиравшись на трость, сидела у окна, разглядывая блики закатного солнца на воде. Там у водоема рыбачили двое мужчин. Высоких и крепких, как изначально могло показаться. Видимо, это были единственные, кто еще хоть как-то держался.
За высокой стойкой, со скучающим видом, стояла девушка. Волосы ее были собраны в рыжую жидкую косичку, болтающуюся на плече. Платье было испачкано сажей и темными расплывшимися пятнами. Но даже несмотря на это, она увидела гостей и широко улыбнулась черной улыбкой.
– Говорить буду я, – властно произнесла женщина и двинулась к хозяйке. – Добрый вечер, уважаемая.
Несмотря на то, с какой интонацией было произнесено это обращение, от такого прозвища девушка вытянулась по струнке, выпячивая грудь вперед. Это определенно принесло ей немалое удовольствие.
– Нам необходимо остановиться здесь на ночлег и пополнить запасы.
– Конешно! – чуть ли не крича произнесла девушка. – Чичас муши с речки придут, али повешет, то рыба будет. Али нет, я ваш шупом накормлю! А комнатушка ешть одна, штарая да пошарпанная, жато кровать ешть, да очаг.
– Премного благодарна, – сказала женщина, осматривая покосившуюся крышу. – У вас тут пусто.
