«Барон Гримлоу… – Эш припомнил. – Коллекционер древностей. Весьма эксцентричная личность, если верить слухам. Говорят, в его доме можно найти что угодно, от гвоздя из Ноева ковчега до парика Марии-Антуанетты».
«Вот-вот! – оживился Пип. – Истинный ценитель… хм… специфических артефактов. Мой череп определенно пришелся бы ему по вкусу. Навестите его, милорд. Задайте пару невинных вопросов. А я пока посмотрю, не завалялось ли у него еще чего-нибудь из моих… реквизитов. Вдруг он и мою любимую погремушку прихватил?»
И с этими словами призрак Финеаса Уистла снова растворился в воздухе, оставив Эша наедине с камином, недопитым кларетом и именем, которое теперь прочно засело в его мыслях: Барон Гримлоу.
«Что ж, – пробормотал лорд Пиппингтон, поднимаясь с кресла. – По крайней мере, это уже не анаграмма. И если уж выбирать между беседой с призраком и визитом к эксцентричному барону, второе, пожалуй, выглядит чуть менее… безумно».
Он подошел к окну. Туман за стеклом был плотен, как войлок, и казалось, что весь Лондон затаил дыхание, прислушиваясь к чему-то невидимому и тревожному. «Завтрашний день, – подумал Эш, – обещает быть интересным. И, боюсь, «Джентльменский журнал» снова придется отложить».
Глава 3
Утро следующего дня не принесло Лондону избавления от объятий тумана. Напротив, он словно утвердился в своих правах, окутав улицы плотной, жемчужно-серой дымкой, в которой даже самые знакомые здания приобретали черты загадочных, едва угадывающихся силуэтов. Солнце, если оно вообще соблаговолило взойти над столицей Британской империи, оставалось невидимым божеством, о чьем присутствии можно было лишь догадываться по чуть более светлому оттенку мглы над крышами. Воздух был влажен и неподвижен, каждый звук – цокот копыт по булыжнику, далекий крик разносчика, скрип вывески – тонул в этой ватной тишине, не находя отклика.
Лорд Эшворт Пиппингтон, позавтракав овсянкой (которую он считал залогом ясного ума, хотя сегодня ясность ума казалась ему роскошью почти недостижимой) и выпив две чашки крепчайшего чая, готовился к визиту, который обещал быть, по меньшей мере, своеобразным. Имя Барона Теодора Гримлоу было на слуху в определенных кругах лондонского общества – тех, что интересовались антиквариатом, оккультизмом или просто любили посплетничать о чудаках. Говорили, что его дом на окраине Блумсбери больше походил на лавку старьевщика, осажденную армией пыльных реликвий, нежели на жилище аристократа.
«Дженкинс, – обратился Эш к своему камердинеру, пока тот помогал ему облачиться в темно-серый сюртук, выбранный как нельзя лучше под стать погоде, – вы когда-нибудь слыхали о Бароне Гримлоу?»
«Барон Гримлоу, милорд? – Дженкинс на мгновение замер с щеткой для одежды в руке. – Если память мне не изменяет, это тот джентльмен, который пытался приобрести на аукционе «Сотбис» предполагаемый ночной горшок Нерона, утверждая, что в нем заключена душа императора. Сделка, кажется, не состоялась по причине отсутствия у горшка признаков души, а также из-за сомнений в его подлинности».
«Весьма исчерпывающе, Дженкинс, – усмехнулся Эш. – Похоже, визит к этому господину обещает быть занимательным. Вызовите кэб. И, Дженкинс… если я не вернусь к вечеру, не спешите сообщать в полицию. Возможно, я просто застряну в какой-нибудь особенно увлекательной эпохе».
«Как прикажете, милорд, – невозмутимо ответил камердинер, хотя в уголке его глаза Эшу померещилась тень улыбки. – Полагаю, захватить с собой фляжку с бренди на случай непредвиденного путешествия во времени было бы излишним?»
