Лоскутное одеяло (сборник) - страница 21

– Ты извини, пожалуйста, я тебя за другого принял. Есть тут один родственничек – бандит и алкоголик. Я думал, что это его позвали… Ладно, не обижайся на старика… Лучше расскажи, как там поживает мой старинный друг Яков Эмильевич? Процветает его бизнес?

Я говорю:

– Яков Эмильевич, к сожалению, мне неизвестен..

И чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу – предлагаю:

– Возвращаемся к варианту с бандитом и алкоголиком?

Попросили меня реферат написать. «Гамлет» Шекспира. За двести шекелей. Кто ж, в гордыне своей, не мечтает о Гамлете написать. За двести шекелей. Я и взялся. Через несколько дней встречаемся мы с девушкой в Старом городе Иерусалима. Говорю: «Перечитай. Вдруг что не так…» Отсела на ступеньки, а я по арабским лавкам стал ходить, прицениваться, на что двести шекелей можно с умом потратить. Вдруг она ко мне летит с перекошенным от злобы лицом.

– Ты чего написал? Ты нормальный? Мне это сдавать, между прочим!

– Так… – говорю, – обидеть ремесленника может каждый! Ты, пожалуйста, конкретней, с цитатами.

– Ах, с цитатами?! – у неё румянец даже выступил. – Я реферат тебе заказывала. Ре-фе-рат! А не литературное произведение. Это что вообще? – она перелистнула несколько страниц и зачитала: «А Гамлет меж тем в анатомичке сидит, Йорика на части разбирает: “Не нахожу я души в нём, – в тоске говорит он самому себе, – стало быть, верно говорил русский физиолог Павлов, что жизнь прикладной характер имеет…”»

– Там дальше хорошо, – вдруг включаюсь я. – Когда Гамлет по карманам Йорика пробил и ничего, кроме медных денег, не нашёл. И решил: «Бедный Йорик…»

У неё даже шея раскраснелась…

– Нет. Я не спорю, концовка у тебя просто ударная: «Плюнул Гамлет, не стал с ними больше разговаривать. Снарядил багаж и уехал в Череповец. К жене своей и сыну малолетнему…»

Я пожимаю плечами: «Что, с запятыми что-то не так?»

Посмотрела она на меня и совсем уж потерянным голосом: «Ты сумасшедший, да?» Подумав, достаёт двести шекелей и мне протягивает. Говорит: «Ладно, ты же работал! Вот, возьми. А я… я сама напишу».

Стыдно мне стало. И грустно как-то. Говорю:

– Ладно. Давай так. Эту бесценную рукопись я тебе дарю…

Полез в сумку. Достал стопку, страниц на десять, в файлике.

– Держи. Вот он – нормальный реферат. Как раз на двести шекелей…

Зашли со знакомой в иерусалимский религиозный район. Она пропадает в магазине, я стою на улице, курю. Подходит какой-то религиозный человек, лицо доброе, но сразу видно, нездоровый человек. Смотрит на меня, потом начинает осматривать асфальт вокруг, как будто что-то ищет. Я его спрашиваю: «Что случилось? Потерял что-то?» Он кивает, мычит. Идёт в сторону магазина, начинает перебирать сложенные у входа пустые коробки, смотрит на меня, тычет мне в лоб пальцем, мычит. Жалко человека, говорю: «Попробуй объяснить, что ты потерял, может быть, я могу помочь…» Тут моя знакомая выходит. Объясняю ситуацию, говорю, «бедолага, потерял что-то, а что – объяснить не может». А человек не унимается, тычет мне в лоб пальцем, прикладывает ладони к щекам, головой качает и опять начинает пустые ящики перебирать. Знакомая за ним наблюдает и вдруг говорит:

– Да ничего он не потерял. Он же объясняет: подошёл к тебе, увидел, что у тебя кипы на голове нет, решил, что слетела, вот её-то он и ищет…

Дети нашли в своём плотном учебном графике несколько часов, чтобы посмотреть с нами старые семейные фотографии. Требовали комментариев: что здесь, когда это было? Наконец дошли до фотографий, связанных с рождением старшей, я запел соловьём, стал рассказывать, припоминая тысячи забавных подробностей. Дети смеялись, катались по кровати, не могли успокоиться.