–Ну, в сущности, и нет…
– Тогда, думаю, двадцать долларов – достаточная плата за адрес героя публикации. Если вы согласны, я подъеду к подъезду вашего здания через полчаса.
– Могу только дать копию материала из областной газеты. Там указан городишка, в котором такого человека видели…
– А вдруг ваш коллега из той газеты все выдумал? Увы, только два доллара… Впрочем, шучу. Я перезвоню, чтоб вы вышли, когда я подъеду.
***
Уже через несколько дней после Пасхи в домик бабушки Игоря зачастили гости. После того, как одна из соседок разнесла слух, что молодой внук бабки Лены разом избавил ее от бессонницы и мигрени после того, как она взяла и при нем вдруг поклялась больше не думать даже плохо ни об одном из людей, некоторые заговорили, что есть в Игоре что-то «экстрасенсорное». К нему стали приходить и приходить те, кто хотел бы разом, и ничего не делая, избавиться от своих болячек. Странным для людей казалось не то, что Игорь, действительно, часто мог помочь, а то, что он никогда как будто бы не лечил сам. Он ставил какие-то условия, говорил с людьми о чем-то, после чего те начинали чувствовать, что словно вернулись мыслями к самым важным моментам своей жизни. Удивительным было и то, что лучший лечебный эффект получался у тех, кто выходил от Игоря с необычным ощущением, что все еще можно исправить, надо только быть живым…
Слегка приукрашенный молвой, слух о лечебных способностях молодого человека выкатился за пределы маленького провинциального городка, затерянного на просторах бездорожной глуши покосившейся от вечной старости российской глубинки, той ее части, где широкой полосой лесостепные перелески переходят в дремучие и болотистые, наполовину вырубленные, наполовину заваленные буреломом таежные леса. Самой северной части той воспетой многими поэтами средней полосы России, которая стала очень похожа по своему характеру на исподлобья глядящего с печи из-под всклокоченных волос на обидевший его мир безногого богатыря. На доброго великана, совершенно запаршивевшего и захиревшего от бездействия.
А Игорь с таким же удивлением, какое испытывали люди, до которых доходил слух о его способностях, сам жадно пробовал в деле эти способности. К нему приходили люди, говорили о своем нездоровье, о пропавших близких, о бесплодных попытках спасти опустившихся в жизни родных… Игорь слушал все объяснения, почти не вникая в них, стараясь уловить, что в пришедшем к нему человеке есть такого, за что того следовало бы любить, уважать и жалеть. То, что он говорил, почти всегда было неожиданностью для пришедших.
– Если поступки наши привели к плохому, значит мы виновны в этом, неважно, хотели мы хорошего или плохого, – перебил он как-то вечером вдруг одну бабушку из этого же городка, рассказывавшую ему о том, что два сына ее уехали жить в другие области и от них, неблагодарных, уже не первый год нет ни слуху ни духу и никакой помощи дряхлеющей матери.
– Вы хотите, чтоб они раскаялись? – прямо спросил он. – Так напишите письмо – покайтесь сначала сами перед ними.
– В чем это я должна каяться?
– Разве не вы воспитали их такими?
– Я только хорошего всегда для них хотела!
– Вы показали им пример, что можно взять и забыть о близком человеке, как будто нет его. Ведь откуда-то они узнали об этом?
– Да… – лицо пожилой женщины напряглось, – у меня сестра младшая была, дочь она нагуляла смолоду совсем, потом замуж и не выходила, а умерла молодая. Дочь жива осталась, ее в детдом отдали, а после него она куда-то уехала и потерялась совсем.
