– Твой мировоззренческий мрак смущает меня. Будь я психологом, я бы диагностировала у тебя глубокий экзистенциальный кризис. Но ты, я думаю, сам себе неплохой терапевт.
– Есть такое. Но я постараюсь быть менее депрессивным. Хотя недосгущённые краски порой лишают красоты.
– Главное, будь настоящим со мной.
– Я и так настоящий, – сообщил нечто очевидное Вова, пожав плечом. – Я просто чуть сложнее твоих знакомых. Правда, я по-прежнему сомневаюсь, что я с тобой надолго. Сразу прости, если я кану в лету через месяц-два или раньше. Прости за всё, чего не было.
– Не прощу. Ты так легко об этом говоришь. Я офигеваю просто.
– Смерть – часть жизни, и это тоже один из важнейших законов нашей вселенной.
– Я слышать больше не хочу это слово. Никогда. Я хочу говорить только о жизни.
– Давай поговорим о ней.
По телу Алёны разбегалась холодная оторопь от одного лишь произнесения вслух слова «смерть». Горячий напиток должен был нивелировать неприятное послевкусие коробящих мыслей об ушедших из этого мира любимых людях, полноценно смысл этого слова постигших. Но не сделал этого.
– Я понимаю, почему тебе неприятно говорить об этом. Поэтому поговорим о другом. Расскажи, что изменилось в твоей жизни с тех пор, как мы знакомы.
– Ну… Ты появился очень вовремя на самом деле. Я редко говорю такое людям, но ты же телепат, от тебя ничего не скроешь.
– Я же не всё время копаюсь в твоей голове. А последнее время так вообще там не бываю. Так же нет никакой интриги. А теперь поясняй.
– Ещё полгода и со мной бы вообще перестали общаться все друзья и знакомые. Пригласила как-то подруг в гости, ну знаешь, посплетничать, пообъедаться сладким, посмотреть слезливые мелодрамы. Сидим мы на кухне, пьём вино, и заходит брат, держа в руке телефон. Но они видят, как по дому просто летает айфон… Я вижу их остекленевшие взгляды и говорю: «Ну да, брат всё ещё не купил «6 Plus» и ходит как лох с пятёркой». Они в буквальном смысле слова вылетели из дома и больше со мной не общались, а мы с Алексом лишь посмеялись им вслед. А теперь мне как-то не сильно смешно. Причём эти воспоминания были в голове у проекции, я начисто их забыла, и всё вернулось с её «возвращением». Так что всё очень вовремя.
– Может, так, может, нет. Время покажет, – эмоционально нейтрально, по-восточному, вывел простоватую аксиому Вова. – Может, эти подруги тебе не очень-то и подруги, и вас так банально пыталась развести жизнь.
– Если так подходить, то вечно непонятно, хорошее ли случается событие или плохое.
– Нужно рассуждать как истинный христианин. Если случается всякое дерьмо – это ты виноват. Если хорошее – это бог руку приложил.
– А как рассуждаешь ты?
– Скоро ты вступишь в мой клуб анонимных релятивистов, и всё устаканится.
– Не хочу. Скорее, ты примкнёшь к моей банде умеренных оптимистов. А ты говорил, что духи обычно не могут двигать предметы и тем более водить машину?
– Разум не сразу способен принять смерть тела, отгораживаясь от этого непреклонного факта разными психологическими защитами. Но потом они обычно спадают. Как правило, они только день-два после смерти могут физически взаимодействовать с миром, пока до конца не осознали, что случилось. Могут, например, пойти по привычке готовить, открывают газ, но пугаются огня. Он их как будто отрезвляет, напоминает о свете, в который они должны вернуться. Поэтому открытый газ часто остаётся незакрытым. Правда, есть и шикарные исключения, которым плевать, куда они там должны вернуться – если свету что-то нужно пусть сам приходит, побазарим по душам. Можем и один на один выйти.
