– Мы в детстве тоже делали из бумажных листов кораблики, – Волк, укладывая на землю лёгкие, почти беззвучные шаги, с удовольствием наблюдал, как из россыпи слов и знаков препинания собрался вполне симпатичный серый кот с белым пушком на груди, в зубах зажавший почему-то фигурку игрушечного динозавра и прорысил прочь, – и школьная тетрадь становилась верфью. А когда делали водяные бомбочки, исписанные скукой листья делались целой оружейной фабрикой. А впереди было лето и целая жизнь…
– Как будем бороться с моими страхами? – спросила, настроившись на новое приключение, Алёна, дорисовывая картину сна до самого горизонта.
Природа громадным рулоном раскатывалась вдаль. Вытянутая, дымчато-пепельная гряда нагорий переходила в голубоватую долину, прильнув к земле меж просини холмов, выгнувших спины. Поверх заливных лугов, щетинистых рощ и певучих полей вылуплялись деревья, пробивались из недр горы, проливались жилы рек и слезились голубые глаза озёр. По правую руку возникло дивное, красноречивое маковое поле, по левую – левитирующие ветряные мельницы, спелые ржаные колосья и огромные заботливые мучные руки, проводящие по ним. Странные элементы утопической иллюзорности сна.
– Сначала определим, что тебя пугает. Например, страха обнажиться у тебя нет, раз ты идёшь нагишом, – волк, облизнувшись, облил Алёну с головы до пят пошлой желтизной глаз.
Она со стыдливым ужасом окинула своё тело быстрым взором – синяя сорочка, чуть выше колен, с застывшими четырёхкрылыми птицами, изредка поворачивающими любопытные головы, скрывала её тело от безнравственных взглядов.
– Да шучу я, – волк звучно усмехнулся, клацнув зубами, хваткие челюсти сомкнув. – Теперь давай немного повоображаем. То, что ты боишься падающих самолётов, мы уже выяснили. Что ещё? Почти у всех есть какие-то страхи, фобии.
– Ну… Не особо… – несколько укоризненно к своему совершенному внутреннему миру произнесла Алёна. – Ничего такого не идёт в голову.
– Тогда давай просто нарисуем стандартную картину человеческих страхов. Изобрази войну, например. Давай вот на том заливном лугу, – волк ткнул мордой в сторону сочной равнины, густо покрытой щебечущей травой и упирающейся в широкоплечее предгорье, – нарисуй окопы, колючую проволоку, лужи крови внизу, выжги землю, добавь дым и горящую технику. До самых-самых гор рисуй.
Пока волк выговаривал слова, Алёна тут же материализовала их, немного перебарщивая с интенсивностью образов, расходящихся волнами. Поле брани вытянулось до самого горизонта, превратив фиолетовые горы в целый массив разбомбленной цитадели и усеяв распростёртую зелень равнины разнонаправленными горящими танками и телами павших солдат в серой и зелёных формах. Опоясалась земля окопами, вспоролась траншеями и рвами. Расчертили её жёсткие грани орудий. Свили гнёзда воронок бомбы, где-то разорвав, где-то оплавив металл. Сокрыли солнце едкая копоть и непроглядный дым. Озябшая роса на траве кристаллизовалась в тернистый иней. Выползла из-под земли острозубая колючая проволока и принялась рисовать медленные уродливые узоры, змеясь и шипя металлом, окутывая развороченную технику и стягивая окровавленные тела погибших в бою. Горнила огней горящих полей изрыгали пламя и чад, перекошенные ветряные мельницы, криво опустившись на землю, скрипя валами, вращали иссеченные полыхающими языками лопасти.
– Дело молодых. Лекарство против морщин… – риторически произнёс несколько поражённый волк, ступающий сквозь ужасы войны рядом с прекрасной девушкой, испуганной своей же фантазией. – В мире нет ничего более противоестественного, чем смерть молодых.
