– Вау. Это всё занимательно, – зевала Алёна, погружаясь в тёплую и уютную дрёму.
Вова говорил, наслаивая сказанное на плывущие с экрана киношные образы. Она слушала, иногда поглядывая на стекающий по стержням уменьшившихся свечей воск, капающий на медные раскалённые основания. Догорали крохотные язычки пламени, с трудом удерживая сознание в яви.
– Скоро ты заснёшь, и мы встретимся там. Помни пароль. И ещё кое-что. Вот это чудесное устройство называется фотоаппарат. Видела когда-нибудь что-нибудь подобное?
Вова показал небольшой старинный, чёрный как ночь, фотоаппарат, ловко-фокусно возникший в его руке.
– Ну надо же! – Алёна, изо всех сил паясничая, выказала лютое картинно-поддельное удивление. – Никогда не видела ничего такого!
При этом она вполне ясно отдавала себе отчёт в том, что привычная суть вещей в руках Вовы менялась, обрастая чудесной непознаваемостью для тех, у кого шестого чувства нет.
– То-то же. Я передам тебе его в твоём сне, чтобы ты могла изгнать меня из своего подсознания, когда мы со всем разберёмся.
– Хорошо. А что будет, если ты останешься там?
– Моё сознание попадёт в лимб, тело – в кому, а ты сойдёшь с ума. Шучу. Просто так проще. Осознанные сновидения не дают разуму отдохнуть. Ты проснёшься не выспавшейся и хмурой и не захочешь варить мне кофе.
– Каков хитрец! – Алёна, чуть поёжившись, набросила тонкий плед на поджатые ноги. – А я думала, что спящих нельзя фотографировать, так воруешь душу или что там…
– Из яви нельзя, а из сна, наоборот, нужно. Такая защита.
– А что потом делать с фотоаппаратом?
– Оставь его там, во сне, но запомни место. Может, с одного раза не получится разобраться и придётся повторно изгнать меня.
– Ладно. Скоро свечи догорят, и тебе нужно будет включить ночник. Вон там, на столе, пристроился котик. Это ночник, на спинке у него выключатель.
– А я думал, тут можно два раза хлопнуть в ладоши и свет загорится самостоятельно. Как в кино.
– Хлопни.
Вова хлопнул. Свет в котике не загорелся.
– Это были аплодисменты твоей доверчивости, – смеялась довольная Алёна, допив второй бокал красного.
Бутыль опустела, Ди Каприо расправился с Харди, котик на столе испускал мягкий, шелковистый свет. Всем сделалось хорошо.
– Бодрое кинцо. Нам пора приступать?
– Смотря, о чём ты, – мигнул Вова.
– О самом интересном. Начнём с осознанных сновидений, а там, кто знает, чем ещё можно заняться.
Алёна полностью скрылась под пледом. Сухощёкая луна восходила за окном, карабкаясь по пышногрудой перине кучево-дождевых облаков и выстилая на полу украденным у солнца светом жирную полоску.
– Доброй ночи, Владимир.
– И тебе, детка. Где мы встретимся? Какое это будет место?
Вова задёрнул шторы, скрыв настойчиво влезающий в окно спутник, и зажёг палочку благовония, усадив её на специальное древесное основание.
– Ну… Наверное… Та крыша? Где… Ну ты понял.
– Понял.
– Рассказывай свои неинтересные истории, а я буду погружаться в сон.
– Хорошо, только отойду в дамскую комнату.
– Припудрить носик?
– Именно. У тебя там наверняка пакетик с кокаином припрятан в сливном бачке.
– Не, в бачке пищевая сода, чтобы копов подколоть. Кокаин в круглой баночке для зубного порошка.
– Я воспользуюсь, пожалуй.
Вернувшись, Вова шепнул:
– Детка…
Обольстительная ночь наколдовала на Алёну сны. Она, облачившись в красную шёлковую сорочку, сладко спала полуприкрытая пледом. Вова завернулся в свой спальник-кокон, разложенный поверх дивана, но застегивать его не стал и закрыл глаза. Сгущалась дрёма, приближался сон. Последний кусочек яви впорхнул в гаснущую топку сознания и немного одёрнул тело, приоткрыв глаза на мгновение.
