– Нам точно туда можно?
– Точно. Там лестница в подсобку, где часто выступающие группы хранят оборудование.
– И что мы там… будем делать?
– А что ты хочешь?
По спине побежали мурашки, и я смог выдавить из себя только что-то вроде «Ух-х-ф». Для храбрости отхлебнул из стакана Грифона, но там была настолько мерзкая бурда, что я инстинктивно выплюнул его обратно и поставил стакан на ближайший столик. Часть жижи выплеснулась на тëмную лакированную поверхность. Одинокий шнурок из Ловца, протянувшийся через всю столешницу, как корень, тут же начал еë впитывать. Но Кара, что вот-вот растворится в полумраке лестницы, в тот момент интересовала меня куда больше, чем странности «Паучьего подвала».
Я поймал дверь «Для персонала» в последний момент, чтобы не хлопнула, и тоже стал осторожно спускаться в подсобку. Видимо, Кара нажимала на незаметные для меня выключатели, или датчики реагировали на движение, потому что тусклый свет преследовал нас и на лестнице, и в длинном коридоре за ней. Мы прошли мимо каморке, где действительно стояли усилители и висела на стенах парочка гитар, свернули раз, другой, и обстановка стала похожа на интерьер дешëвого отеля, а потом смутно напомнило квартиру, которую я видел в раннем детстве или в скучном отечественном сериале. Я смутно чувствовал, что происходит нечто странное.
– А «Паучий подвал» больше, чем кажется на первый взгляд… – сказал я, непонятно зачем понизив голос до шëпота.
– Он больше, чем ты можешь вообразить, – ответила Кара.
На странной развилке из трёх коридоров, пересекавшихся с основным под острым углом, мы свернули в самый левый. Музыка, которая почти перестала до нас доноситься, снова стала громче, будто концерт проходил в соседней комнате. Только теперь я не был уверен, что поëт именно Верба, даже слов не мог различить. Низкие частоты заставляли моë и без того напряжëнное тело сладостно вибрировать. Нити Ловца всë это время стлались над головой, будто преследовали нас. Они щетинились свободными кончиками и курчавились петлями, как кустистый лишайник, пëстрая паутина, полоска волос от пупка до паха. Наконец, Кара остановилась и одной из комнат, пропустила меня вперёд и заперла за нами дверь.
Мебели в комнате не было, только валялся на полу огромный двуспальный матрас, как попало закиданный одеялами, подушками и пледами, на полу лежал ковёр, а на стене висел гобелен со стилизованным пауком и несколько постеров. Ну и, конечно, Ловец на потолке. Мне показалось, что здесь он даже обширнее и запутаннее, чем в основном зале.
– Порядок, – Кара с удовлетворённым видом бухнулась на матрас.
– Тут можно оставаться даже после закрытия? – уточнил я.
– До закрытия ещё полно времени, – заверила она, – но если что – да.
Голая лампочка чуть покачивалась, а Ловец будто специально окружил еë цветными стекляшками, фольгой и узорчатой жаропрочной бумагой, так что по стенам непрерывно ползли пëстрые блики. Комната терпко пахла панк-роком и юностью. Хотя, возможно, это от Кары. Развалившись на кровати, она без помощи рук сбросила массивные чëрные ботинки и пошевелила пальцами в разных носках. Затем, сложив руки крест-накрест, стянула через голову толстовку. Из-под растянутой чëрной футболки с каким-то чертилой выглянули татуировки: кузнечик, божья коровка… Только сейчас я разглядел, что насекомые не просто сидят на травинках, а оплетены ниточками паутины.
