Он тут же спохватился и повернулся ко мне:
– Постой, получается, что все, чем живет человечество, это творчество в его разных формах и проявлениях?
Я хлопнул в ладоши.
– Отличный вывод. Еще одна удачная добыча из подсознания. Зафиксируем ее: ТВОРЧЕСТВО – ЭТО ТО, ЧТО ЛЕЖИТ В ОСНОВЕ НАШЕГО ОБЩЕСТВА и ДВИГАЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ВПЕРЕД. Запиши, иначе обязательно забудешь. А нам эта мысль очень нужна для дальнейшего построения схемы.
Я опять наклонился к раскрытому блокноту.
– Смотри внимательно. Тебе не кажется странным, что несмотря на столь очевидную мысль, сегодня творчество сведено в основном к чему-то обособленному, выведенному за скобки повседневной жизни? Эта шкала ценностей как будто искажена. Спроси сейчас любого прохожего, что такое «творчество», и он начнет рассказывать тебе про культуру и искусство, но про науку и производство даже не вспомнит. А знаешь почему? Мир Творчества обесценен, лишен глубинного значения. Но, так было не всегда. Когда-то, в древние времена, Творчество почиталось поверх остальных ремесел, считаясь их предтечей. Более того, его считали особым, Божественным Даром. Например, у скандинавов есть миф о том, как Один, верховный Бог, украл у Великанов «Божественный Мед Поэзии» – напиток, пробуждающий способность ко всем видам Творчества, среди которых поэзию считали наивысшим аспектом. Превратившись в орла, он набрал «Мед» в клюв и полетел в Асгард, где наполнил им золотой сосуд, отдав его своему сыну, богу поэтов Браги.
Я посмотрел на небо, где, словно в подтверждение моих слов, парил прямо над нами ширококрылый орел, будто еще одна живая иллюстрация моего повествования. Павел проследил мой взгляд и теперь тоже наблюдал за его неспешным полетом.
– Правда, – я хмыкнул, – согласно мифу, часть напитка вытекла у него из заднего прохода. И поэтому считалось, что подлинное искусство открывается лишь немногим – тем, кого Боги им наделяют. А та часть «Меда», которую Один пролил, стала достоянием бездарных творцов и завистников, которые впадают в неистовство при упоминании тех, кому Боги вручили свои Дары. Понимаешь?
Я вопросительно посмотрел на Павла, но тот решительно не мог сообразить, какого понимания я от него жду. Я продолжил:
– Смотри глубже. Раньше Творчество не сводилось к созданию материальных и нравственных ценностей, оно было сродни религии. Божественную милость Творчества рассматривали как живую связь с Богом, как Дар, позволяющий человеку воплощать ее в свои произведения. То есть, по сути, СО-ТВОРИТЬ, Творить вместе с Богом. Тот, кто не мог этого делать, ограничивался созданием бездушных вещей и идей. И тут, – я подмигнул собеседнику, – ты был полностью прав. Ну, когда говорил, что на первом месте в творчестве должен фигурировать аспект Идеи, Замысла, Божественного Начала. Но он как-то оказался выдавлен из нашего восприятия. Вроде как он есть – вот ты же назвал мне его в числе приоритетов. Но в то же время его вроде как и нет. Считая, что важна Идея, ты все свои мотивы, тем не менее, расположил в плоскости реализации готового продукта.
– Но эта плоскость же не исключает наличие Идеи?
– Нет, конечно. Без Идеи ее вообще бы, возможно, и не было. Но в этом-то и состоит первая Ловушка – мы смешиваем эти понятия, подменяя одно другим, а они могут не совпадать. Люди сместили понятие Творчества только на ось Y.
– Как это? – недоуменно спросил Павел.
