– Какую ерунду ты говоришь! – возмутилась Элис. – По-твоему, я должна проявлять сочувствие только к бедным людям?
– Ты должна думать о таких как мы, а не о тех, кому и так неплохо живется! Я-то думал, это несчастный горемыка, рядовой или сержант какой-нибудь. Остался калекой и будет жить на жалкую пенсию. А ты говоришь о сыночке богатого папаши. Лежи себе дома и в ус не дуй!
– Как тебе не стыдно, Грем? Какая разница сколько у него денег, если он теперь инвалид? Не думала, что ты можешь говорить такие ужасные вещи. И потом, он герой войны и заслуживает сочувствия хотя бы поэтому. – Элис разгорячилась и стала одеваться. Грем увидел это и догнал ее у самой двери.
– Вот значит как! Готова поссориться со мной из-за этого маменькиного сынка? Ну что ж, понятно! – голос у него был ужасно злой. – Видно ты поумней меня оказалась. А может быть он уже вовсю ухлестывает за тобой? – Чтобы она дослушала до конца, Грем крепко держал ее за руку, которую она вырвала как только смогла.
– Оставь меня в покое!
– Я тебя не держу, милая. Вижу, тебе со мной уже не очень интересно.
Элис сверкнула на него глазами и громко хлопнула дверью.
Они помирились в тот же вечер.
Элис побродила немного по городу, а потом вернулась в комнату Грема. Он тоже не находил себе места и ждал ее на лестнице. Вид у него был ужасно несчастный. Они обнялись и стали просить друг у друга прощения. Грем сказал, что вел себя как идиот. Чего ради он напал на этого беднягу? Он просто стал нервным из-за этой чертовой работы.
А Элис сказала, нежно целуя его в губы, что глупо ссориться со своим женихом из-за постороннего мужчины. Это кого угодно выведет из себя!
– Давай больше никогда не будем о нем говорить. – предложила она.
– Ну уж нет! – Грем был сама любезность. – Теперь я нарочно буду каждый день справляться о его здоровье.
Элис сидела у него на коленях и думала: «До чего же хорошо, когда ты влюблена! Даже ссоры с любимым приятны! Можно потом просить прощения друг и друга. И Грем выглядит таким раскаявшимся, таким милым.»
Ее обрадовало, что он по-настоящему испугался, что может потерять ее. Какой же он глупый, не смотря на свои сорок лет! Разве она могла бы бросить его из-за такой ерунды?
Чтобы показать, что он исправился, Грем, хотя и не каждый день, но все-таки спрашивал о лейтенанте Кросли. И хотя в его вопросах частенько звучала ирония: «Ну, как дела у нашего подопечного? Все еще кормишь его кашками?», Элис понимала, что так он скрывает свое смущение. Она отвечала, что лейтенант Кросли медленно, но верно идет на поправку и скоро отправится домой.
Элис не сказала Грему, что теперь в присутствии лейтенанта чувствовала себя немного неловко. Она видела, что Кросли безумно влюблен в нее, и что прежние дружеские отношения больше невозможны. Его по-прежнему никто не навещал и не писал ему писем. Она застала его однажды в тот момент, когда он сам писал письмо, и спросила деликатно:
– Простите, Джон, но почему вы никогда не отправляете этих писем?
– Вы заметили? – он засмеялся. У него был такой хороший, мальчишеский смех. Гладко выбритый, в чистом белье, он казался почти здоровым молодым человеком, если бы не пустота под простыней, там где должна быть правая нога.
– Все думают, что я только и делаю, что строчу письма родственникам. А вы заметили, что я не отправил ни одного. Вы такая внимательная.
– А почему же вы не отсылаете их? – Элис сидела на краешке его кровати. Она уже отработала свою смену и собиралась уходить, но решила проведать лейтенанта.
