Время за полночь. Градус вечеринки стремительно растёт. От джаза музыканты перешли к заводным мелодиям, народ пляшет и визжит. Кто-то уже залез на стол и взрывает гигантские хлопушки с мишурой.
Шум-гам-тарарам. Как и положено на пьяной вечеринке.
Пашка зовёт на улицу воздухом подышать. Мы с ним давно не виделись, и хочется поговорить, но музыка не дает. Направляюсь следом за ним и у самого выхода чуть ли не сталкиваюсь с Соней. Разрумянившаяся, она выныривает из толпы танцующих и проносится мимо меня в сторону туалетов.
– Паш, я догоню. На пару минут, – кричу другу в ухо, пытаясь перекричать музыку, глазами показываю на коридорчик, где Птичка как раз скрывается за дверью женской уборной.
Он кивает и выходит, а я иду за ней.
В коридорчике никого, но я то и дело оборачиваюсь. Стрёмно. Слегка толкаю массивную дверь и заглядываю в щёлку. Вижу большой умывальник с зеркалом и две кабинки. Бывать в женских туалетах мне не доводилось. Секс в таких местах не прельщал даже в студенчестве, когда по клубам фестивалил.
Закрываю дверь. Войти не решаюсь. Может, тут её подождать? Или лучше совсем уйти? На кой хрен вообще за ней поперся?
Захожу в мужской. Был тут недавно, но не ждать же под дверью. Зачем-то мою руки и тщательно вытираю их бумажными полотенцами. Смотрюсь в зеркало. Рожа пьянючая, но очаровательная. Волосы лежат идеально, и костюм мне к лицу.
Выхожу в коридорчик, жду примерно минуту. Снова осторожно приоткрываю дверь женского.
Соня там одна. Крутится перед зеркалом. Ведет рукой по шее, потом пальцами по губам. Просто проверяет макияж, а у меня кровь в жилах вскипает.
Ножки стройные, попа упругая, талия тонкая… Она красивая, но таких много. Что же в ней такое особенное есть, чего ни у одной другой не нахожу?
Она опускает бретельку топика и перекидывает волосы через одно плечо, открывая спину. В глазах на секунду темнеет. Сдохну, если не потрогаю ее сейчас!
Дверь за мной закрывается бесшумно, но она сразу поворачивается. Бретельку поднимает.
– Это женский, ты ошибся, – говорит сдержано.
Пытается выглядеть невозмутимой, но я замечаю, как вздрагивает и на секунду губу закусывает. Смотрю на нее, как завороженный.
– Не ошибся.
Вдох-выдох. Рывок. Среагировать она не успевает.
Жадно впиваюсь в дрожащие губы, прихватив за шею. Вжимаю бедрами в каменный умывальник, чтобы не дергалась, и грубо толкаюсь языком в нежный ротик. Мне было жизненно необходимо поцеловать ее вот так – собственнически.
Птичка не отбивается и не отвечает. Зажалась и не дышит. Оцепенела. Стоит, как ледяная статуя, гасит мой напор своим холодом.
Я ожидал другой реакции. Хоть какой-то, но реакции! Но она словно мертвая, и целовать ее такую неприятно. Отрываюсь от губ, но продолжаю удерживать.
– Твоя жена может войти сюда в любой момент, – голос ровный и тихий, взгляд убийственный.
– Ты зачем пришла?
– Странный вопрос. Меня пригласили, – смотрит с вызовом.
– Позлить меня решила, значит, – мелко и часто киваю. Ее мотив понятен. – С америкосом зря заигрываешь, он завтра улетает и у него есть гёрлфренд.
– Какая тебе разница, с кем я заигрываю? По-моему, ты получил что хотел. Отвали уже от меня!
Уверенным движением она отталкивает меня и подходит к двери, выглядывает.
– Никого нет, – кивком показывает выходить.
– Презираешь? – спрашиваю, глядя в глаза.
Держит взгляд и не отвечает. Разворачивается и выходит первая.
Она уходит, а я стою истуканом и смотрю на себя в зеркало. Вижу там пьяного женатого дебила, пристающего в туалете к чужой девушке, и чувствую отвращение. Пора на воздух, трезветь.
