Почему так время летит, убегают дни в темноту.
Я скольжу свечой среди льдин. Я тебя сегодня найду.
Мне Вселенная – каземат, я дворами иду домой.
Эта злая, злая зима стала нашей первой зимой.
«Не последней», – шепчу мирам через мертвенно-бледный шум.
Я с корзинкой в руке в буран к приоткрытой двери спешу.
Чаша полная. Милый дом. Уберите трамвай, метро.
Знать не знаю, что там, потом, и не спрашиваю Таро.
Вот идет вторая зима. Нет в ней ни тебя, ни меня.
Я иду, горящий туман, я иду, гирлянды звенят,
я иду, фонари поют, я – кровоподтек сургуча.
Где-то теплится наш уют, ни двери в него, ни ключа.
Я иду по пояс в снегу и корзинку в руке держу.
Я найду тебя, я смогу, сквозь промозглую злую жуть,
крыты карты солёным льдом, русским матом, больной строкой.
помню: за поворотом дом, до него мне подать рукой,
и не будет теплопотерь. И на ёлке взойдёт звезда.
Мне открыли родную дверь. И сказали, ты никогда
здесь не жил. Я стою, тиха, и не знаю, куда теперь.
Это будет конец стиха, но не Бездны моей к тебе.
Почему так время летит, убегают дни в темноту.
Каждый, кто на меня глядит, погибает в моём аду,
где по-волчьи веками выть в разгромлённые города.
Оттого со мною не быть никому, нигде, никогда.
Почему так время летит, убегают дни в пустоту.
Почему так время летит, убегают дни в черноту.
Почему так время летит, убегают дни в темноту.
