Но волшебство не может быть вечным, как и всё в мире – а потому оно заканчивается, когда я вдруг осознаю, что нужно бы прибраться, сготовить обед и ужин. И я приступаю, как обычно себя пересилив.
В конце концов, когда мы заканчиваем ужинать, я решаю пойти выбросить мусор. Перед этим я выхожу на балкон, где меня ждёт приятный аптечный запах. Обыденно хочется курить, но сигарет осталось мало, а денег в ближайшее время не ожидается – поэтому я терплю, соскребаю со стен извёстку, крошу её мелко-мелко, жую, как одержимая, и забываю о том, чего хочется сейчас больше всего на свете.
Вылезая из моря, около минуты стою, жду, пока обсохну я и станет легче пакет с мусором, впитавший в себя очень много воды. Дохожу до мусорных баков, выбрасываю в один из них пакет – и слышу, как меня кто-то зовёт – тихо так, с хрипотцой и едва уловимым восточным акцентом.
Повернувшись на голос, я вижу перед собой Ангела.
– Привет, – говорит он мне, улыбаясь.
– Ну здравствуй, – отвечаю. Пытаюсь улыбнуться в ответ, но боюсь, выходит паршиво, потому что он спрашивает:
– Всё в порядке?
– Да, – на автомате возвращаю себе привычное равнодушное выражение лица, чтобы действительно выглядеть «в порядке».
– Так поздно на улице, – замечает он таким тоном, будто вспомнил интересный факт из истории человечества.
– Я мусор выбрасывала.
Он будто бы только после моих слов замечает за моей спиной баки, качает головой:
– Что-то туплю, извини… а всё равно поздно уже. Давай провожу?
У меня дыхание перехватывает – это самое неожиданное, что я могла от него услышать. И в то же время самое ожидаемое.
– Не стоит, – отмахиваюсь, – сама дойду.
Он в удивлении смотрит на меня – ещё бы, наверное, раз дружит с Балериной, он невероятно хорош, не привык, чтобы ему отказывали. А я не привыкла соглашаться на какие бы то ни было предложения. Вот и всё. Вот и решили, чего стоять?
– Убери чёлку с лица, – вдруг выдаёт Ангел, – я хочу посмотреть на твои глаза.
– Не на что там смотреть, – отвечаю, – глаза как глаза.
– Глаза у всех особенные, – улыбаясь, говорит он.
– Но не у всех же они есть, – пытаюсь пошутить, но у меня, как повелось, ничегошеньки не выходит.
– Но у тебя они есть, – отвечает незамедлительно, – дай посмотреть.
– Иди-ка ты на хрен.
Но Ангелу, видимо, наплевать на все мои возражения. Пальцы-щупальца пробегаются по плечам, по щекам, и вот он уже по-хозяйски приподнимает мои волосы, пристально вглядываясь в моё лицо.
– А глаза у тебя, – говорит спустя пару секунд, – цвета солнца. Красивые. Я прав?
У меня дар речи пропадает будто. Осознаю, что не знаю, как на это всё ответить. Ударить, конечно, хочется, но больше – сказать что-нибудь. И в итоге решаю выбрать самое верное и самое простое – отвечаю правдой, отвечаю тем, что думаю:
– Я уже говорила, куда ты можешь идти.
Он улыбается – и опускает руку:
– Такие глаза красивые, а слова такие грубые.
Я смеюсь. Не сдерживаясь, смеюсь, почти до кашля, а когда осознаю, что смеюсь по непонятной ему причине, становится ещё веселее. Рядом со мной стоит Ангел в человеческом обличии, говорящий со мной самым настоящим грязным человеческим языком. Чистый и невесомый.
Меня сгибает пополам от колик.
– Ты чего? – то ли удивлённо, то ли испуганно, он ко мне наклоняется.
В голове проносятся бегущей строкой слова, услышанные утром.
«Гадить только умеешь, ей-богу, каждым словечком своим гадишь…»
– Глаза мои, – всё ещё смеясь, выдаю я, – это уродство моей души.
