Лучшая версия себя - страница 3
– Костя, – сказала я устало, – я в бухгалтерии работаю. Я ни во что не верю, кроме двойной записи.
– Но ты же так классно говорила! Про страхи, про свободу!
– Это синий ликёр говорил.
– Синий ликёр у многих был, – возразил он. – Но на стол никто не полез.
Я закрыла глаза. В голове всё ещё звучал мой собственный голос: «Вы все боитесь жить!» Господи, что я наделала.
– Не парься, – сказал Костя, словно прочитав мои мысли. – Завтра все забудут. Мало ли кто напился на корпоративе.
Если бы он знал, как ошибается.
Но пока машина везла меня через ночную Москву домой, я ни о чём не подозревала. Я думала только о том, как объясню коту Дебету, почему от меня пахнет оливье.
И почему я не принесла ему премию в виде корма с лососем.
«Прости, Дебет», – мысленно сказала я коту. – «Твоя хозяйка – идиотка».
Богиня-идиотка.
Как это символично.
Глава 2 Утро не добрым бывает
Я умирала.
Нет, серьёзно. Это была смерть. Медленная, мучительная, с привкусом оливье и синего ликёра.
Первым, что я осознала – это боль. Такую боль не описывал ни один медицинский справочник. Голова не просто болела – в ней кто-то методично долбил отбойным молотком, периодически делая перерывы, чтобы полить мозг кислотой.
Вторым осознанием стал вес. На моей груди лежало что-то тяжёлое и тёплое. С трудом разлепив глаза, я обнаружила Дебета. Кот сидел на мне и смотрел с таким укором, будто я лично виновата во всех бедах мира.
– Мрррау, – сказал он, что в переводе с кошачьего означало: «Где мой завтрак, безответственная алкоголичка?»
– Дебет, – прохрипела я голосом человека, глотавшего гвозди. – Дай умереть спокойно.
Кот спрыгнул, больно наступив на живот. Я застонала и попыталась сесть. Плохая идея. Комната закружилась, как карусель в парке Горького.
Что вообще произошло? Память услужливо подкидывала обрывки: корпоратив… Костя… синий ликёр…
О боже.
Синий ликёр.
Я резко села, игнорируя протесты организма. Воспоминания накатывали волнами, каждая хуже предыдущей. Я пила. Я злилась. Я полезла на стол. Я…
– Я танцевала на столе, – прошептала я в ужасе.
Дебет мяукнул из кухни, напоминая о завтраке.
– Не сейчас! – крикнула я и тут же пожалела. Крик отозвался в голове симфонией боли.
Ладно, думай, Синицына. Ты напилась на корпоративе. Ну с кем не бывает? Может, никто не заметил? Может, все были такие же пьяные?
Но тут память подкинула ещё один фрагмент: телефоны. Много телефонов, направленных на меня.
– Нет, нет, нет, – забормотала я, озираясь по сторонам. – Где мой телефон?
Его нигде не было. Не на тумбочке, где он обычно лежал. Не на столе. Не в сумке, которая почему-то валялась в прихожей.
Я встала, держась за стену. Мир качнулся, но устоял. В зеркале в прихожей на меня смотрело чудовище: растрёпанные волосы с прилипшими… это что, макароны? Размазанная тушь придавала сходство с пандой. На щеке отпечаток чего-то красного. Кажется, свёклы.
– Господи, как я вообще пришла? – спросила я у отражения.
Отражение мудро промолчало.
Телефон нашёлся в кармане пуховика. Не моего пуховика. Кажется, Марины? Надо будет вернуть.
Я нажала на кнопку. Экран остался чёрным. Разряжен. Ну конечно.
Пошатываясь, я добрела до зарядки, воткнула телефон и поплелась на кухню. Дебет сидел у пустой миски и смотрел как прокурор на подсудимого.
– Сейчас, сейчас, – пробормотала я, доставая корм. – Только не смотри на меня так. Мне и так хреново.
Я насыпала корм (обычный, не с лососем, прости, Дебет), налила воды и рухнула на стул. На столе лежала записка моим почерком: «ВЫПЕЙ ВОДЫ, ИДИОТКА!»