Для чего ей дали их увидеть? Чтобы стала
Хранящей? Исключено. Феникс сожжёт любую, в ком не живёт искра древнего
пламени, а их мало, единицы, каждая прослеживается, и девочки Даши среди них
нет. Кто она? Хранящими не становятся сквозь расстояния и годы, живой огонь
можно подарить только при непосредственном контакте, при главном и непременном
условии, а это условие не могло быть выполненным.
Настоящая любовь у маленькой девочки?
Абсурд. Детская влюблённость не более.
Придуманная влюблённость в того, с кем ни разу не встречалась. Слишком мало,
чтобы принять феникса. И слишком опасно для неё, если рядом нет того, кто может
защитить. Живой огонь – лакомая приманка для всей существующей нечисти. Потому
и отправил Принц домой феникса Принцессы, своей Хранящей, что не мог оставаться
с ней рядом, пришло время выполнить свою миссию, а она не могла идти за ним,
ещё не была готова. Он мог бы оставить всё, как было, и возвращаться к ней,
когда была возможность, нечасто и ненадолго. Решение далось нелегко, но
защитить Принцессу, уберечь её от беды тогда казалось важнее. Оставшись в
одиночестве, легко поддаться сиюминутной слабости, стать желанной добычей для
всей дряни земной и неземной, что уже подползала, привлечённая огнём феникса.
Как приползла к той, которой не должно было быть.
Кусок старых обоев? Она могла убедить в этом
себя, но не его. Девочка видела то, что видела, то, что сбежало от живого огня.
Тень. Да, чем-то похоже. Безличием своим и сутью. Плутяне, пустотники,
порождение хаоса, вызревшее на Плутоне, галактические мусорщики, призванные
убирать то, в чём нет жизни.
Поэтому он здесь. Не для того, чтобы
уничтожить или выдворить чужаков, этим займутся другие, когда он примет
решение. Плутяне не приходят просто так, планета, куда они явились, серьёзно
больна. Его задача – наблюдение, диагноз и вердикт, подлежит ли Земля лечению.
Кого почуял виденный девочкой пустотник?
Феникса или готовность матери заполнить пустоту после развода другой пустотой?
В отданной памяти этого не было.
Дюшу я нашла на спортплощадке его института.
Можно было, конечно, дождаться, пока сам придёт, но мне требовалось
выговориться.
– Вот
скажи, как так можно? Она же дура конченая! Полная и бесповоротная!
–
Гризли?
– Ну да!
– я максимально точно постаралась скопировать манеру и интонации своей
учительницы: – Какое отношение имеет Дюма к мировой литературе?
– Круто!
– от восхищения Дюша чуть не слетел с турника. – Лучше бы она сама его к ней не
имела.
– Так я
и сказала.
– И как?
–
Дословно.
– Даш,
не тупи. Реакция как?
– Как
обычно. Мать в школу. Мелочи, всё равно не пойдёт.
– Это
понятно, и было бы мелочью, если бы на этом закончилось, – Дюша спрыгнул на
землю, отобрал у меня баночку кока-колы. – Дашка, два месяца до экзаменов, она
тебя завалит стопудово. Из-за чего в этот раз сцепились?
–
Сочинение. «Судьбы женщин в мировой литературе». Все нормальные писали по
Толстому, Тургеневу и Некрасову, самые умные – по Шекспиру и Гюго.
– Ясно.
А ты по Дюма.
– И
Грину, и Каверину. Хотела ещё по Мопассану, но не успела.
– Хоть
что-то радует. Твоё счастье, что времени не хватило, за «Милого друга» Гризли
бы тебя на месте загрызла.
– Дюш,
мне бы хватило, только у меня мысли не туда свернули. Такое что-то подумалось…
Вот смотри, двое встретились, влюбились, а потом раз и всё. Как это?
