– И эти
свои мысли ты…
– Ну,
да. Я поэтому сразу не показала, они в тетрадке остались, а тетрадка у неё.
Гризли не видела, они на последней странице, а то напомнила бы про «неуместные
потуги на творческой ниве», – цитата была дословной, полученной после вставки в
одно из сочинений моего четверостишья. – Дюш, у неё мозги где-то в
дореволюционных временах застряли.
– Бери
дальше, в районе средневековья. Пошли на дерево, покажешь, что наваяла.
На самом деле, к моим поэтическим заскокам Дюша
относился вполне серьёзно, хотя и довольно критически, чего я немного
побаивалась и каждый раз волновалась, показывая свои творения. Но его критика
никогда не была беспочвенной, я обижалась, успокаивалась, обдумывала и
соглашалась.
Наше дерево ещё не оделось листвой, только
выпустило первые клейкие листочки, и шатёр получался ажурным, ничего не
скрывающим, но люди здесь ходили редко и нам никто не мешал. Я читала, Луч
бродил по плечу, Дюша слушал.
Почему так случается?
Двое где-то встречаются
Один раз, а потом вновь и вновь.
И совсем ниоткуда
Возникает вдруг чудо,
И зовут это чудо Любовь.
Почему так случается?
С неба звёзды срываются,
И наполнен весь мир светом их.
И поймёшь ты однажды,
Улыбнёшься и скажешь,
Что весь мир лишь для вас, для
двоих.
Почему так случается?
Краски вдруг размываются,
Над рекою клубится туман.
И всё стало ненужным,
Обычным и скучным,
И в словах, и в глазах лишь обман.
Почему так случается?
Плохо всё получается,
Всё не то, все не те, всё не так.
И не сбылось пророчество,
И опять одиночество,
Злейший друг твой и лучший враг.
Почему так случается?
Ничего не меняется,
То же солнце и та же звезда.
Только двое расстались,
Навсегда попрощались,
Навсегда, навсегда, навсегда…
–
Рассказывай.
– Что
рассказывать?
– Луновая,
ёжика не отыгрывай. С чего тебя накрыло?
Если Дюша перешёл на фамилию лучше
признаваться во всём содеянном и не содеянном тоже. Номер с отмазкой, что всё
это чистая теория, построенная на книжных историях и не имеющая ко мне
отношения, не прокатит.
– Сама
не знаю, настроение не очень было, заснуть не могла, напридумывалось всякого, а
оно потом приснилось. И сон такой… реальный, и не забывается. Как будто мы с
ним встретились, ну и дальше, как в стихах. У меня строчки с утра в голове
крутились, а пока над сочинением думала, ещё трагики добавила, и они сложились.
Уже прошло, Дюш, правда. Критиковать будешь?
– Буду,
потом. В твоём «уже прошло» правды столько же, сколько ума в Гризли.
Успокоишься, тогда поговорим.
– Ладно,
давай так, – спорить я не стала, настроение после сна, действительно, так и не
пришло в норму, сменила тему. – Дюш, может мне в «пед» пойти, если на
журналистику не поступлю? Будет в школе хоть один продвинутый препод.
Педагогический там есть, я узнавала, и с твоим почти близко, вроде бы. Дюш, ты
же переведёшься?
Перевестись в институт, расположенный в
городе Принца, Дюша обещал давно, ещё с первых наших разговоров о моём
поступлении, но я всё равно об этом спрашивала, не могла представить, что его
не будет рядом, и облегчённо выдыхала, услышав положительный ответ. И сейчас
выдохнула. И снова вдохнула.
– Дюш…
Дю-у-уш…
– В
ло-о-об, – растягивания имени он по-прежнему не терпел, а у меня оно иногда
непроизвольно получалось, от какого-нибудь потрясения.
– Потом.
Дюш, Луч говорит…
То, что говорил Луч, требовалось опробовать
немедленно. Вот просто ни секундочки не откладывая! Нет, всё-таки, чуточку
отложив.
