Возвращаться домой было всего три квартала.
Три квартала, чтобы уйти из детства. Три квартала, чтобы понять простую и
страшную вещь.
– Он не
придёт. Ему нельзя ко мне приходить. Мы никогда не встретимся. Дай мне
сигарету.
– В лоб
я тебе дам. Это сейчас что было? Приступ глобального пессимизма?
– Я
стала взрослой, Дюш.
– И решила
в честь этого светлого события обзавестись дурной привычкой? Уверена, что ему
это понравится?
– Он сам
курит, – да, курящим Принца я видела часто.
– Не
аргумент. При всём моём курении курящая ты мне абсолютно не в кайф.
– А он
не узнает. Ни про сигареты, ни про меня.
– Даш, в
чём дело?
– Они
везде… Нет, может, не везде, но рядом с нами… со мной, точно. Их уже вокруг не
меньше десятка. Тени. Ползут следом. Нам нельзя встречаться, я для него опасна.
Понимаешь?
Строгая королева? Представляла ли она
насколько близка в своих ассоциациях к истине и насколько далека от неё? Та,
что представилась Ребеккой Ивановной, была хорошо ему знакома, как и та, чьё
имя осталось тайной. Не для феникса. Ещё бы он не потянулся к той, что приложила
руку к его созданию! И не для него. Ему они подбросили других загадок, спрятав
их за подсказками.
Где она не родилась? Собственно, это не так
важно, но объяснило бы, как выдержала живой огонь. А вот почему в её судьбу
вмешались Высшие силы? Та, что дарует любовь и жизнь… Стоп. Вот он, первый
ответ. Желанное дитя настоящей любви. Дитя, которое должно было родиться. Если
бы не… Не что?
Нет, мир её нерождения всё-таки интересен. И
запись концерта должна быть связана с ним, ей не просто дали услышать разговор
о музыке отца. Это тоже было непонятно. Оставляя такие подсказки, они должны
были знать, что произойдёт. Почему не остановили? Поворотная точка?
Фиксированная? Игры времени? Кто ещё вмешался? Кто принёс диск с записью
концерта, состоявшегося через десять лет? Стоп. А состоявшегося ли?
Тонкая ожившая веточка среди десятков
неживых смотрелась странно, а клён в своей нежизни вздыхал, скрипел и тянулся
всеми почерневшими ветвями к блеснувшей силе. Он мог бы вернуть всё, взятое в
обмен на память, и клёну, и остальным деревьям, и, скорее всего, сделает это,
потому что больше некому, феникс спел свою песню. Что его останавливало от
этого шага, он сам не понимал. То, что память не вернётся к ней? К кому? К той,
которой больше нет? Тем не менее, забрал он лишь этот разговор, не
предназначенный для неё.
Безымянная Хранящая обрела имя. Чтобы она
обрела лицо он не хотел. Зачем? Какой смысл видеть ту, которой больше нет? И
запрос в ЛМП отправил с пометкой «Без визуализации». Ответ пришёл сразу, не
слишком распространённая фамилия в сочетании с именем давала всего один
результат. Луновая Дарья Ивановна, год рождения, место рождения, место
проживания, родители, сестра, места учёбы, места работы. Два интересных
совпадения. Родилась она в городе, раскинувшемся неподалёку от этого озера, и
город проживания был ему знаком. Впрочем, место проживания вряд ли имело
какое-либо значение, ему были знакомы многие города и не было ни одной знакомой
Дарьи Ивановны Луновой. Больше ничего интересного в данных о ней не наблюдалось,
лишь год рождения позволял уточнить параметры установки временных координат.
Дата и время первоначального получения
фрагмента памяти высветились на дисплее ноокома. С прибавкой десятилетия год
совпадал с текущим, плюс около пяти месяцев до сегодняшнего дня. Не факт, что
она успела прослушать диск. Если запись сделана в реал-времени, то и
открываться начнёт синхронно с его наступлением.
