Лучший президент Украины. О том, как Румянцев сделал Малороссию богатой и счастливой - страница 12

Начиналось оно вполне дипломатично:

На русский язык эти стихи переложил Ломоносов – его переводом мы и наслаждаемся, понимая, что наш просветитель привнёс в вольтеров стих и свою политическую правду.

После такого памфлета какая может быть дружба? Не ждал король от революционного просветителя разоблачительных заклинаний. Но переписка не прервалась, а Вольтер не спешил признаваться в авторстве эти стихов. После всей этой журналистской войны мышей и лягушек Фридрих разлюбил изящную словесность: стихи, прозу, драматургию. Отныне всё это казалось ему бездарной и лукавой стряпнёй – в том числе и то, чем он восхищался смолоду. Раздражение перенеслось и на музыку, и на живопись: даже Моцарту от короля доставалось. Теперь он нечасто изменял политике и войне – и испытаний на этом поприще Фридриху пришлось претерпеть немало.

Россия для обоих оставалась заснеженной загадкой. Для Вольтера – далёкой, для Фридриха – близкой, которая зияет под боком. Им казалось, что соотношение сил напоминает времена классической Греции: в Европе – цивилизация, на Востоке – многочисленные варвары, не лишённые пышности. Грекам и во времена Мильтиада, и тем более во времена Александра Македонского удавалось разбивать персидские войска, превосходящие их по численности раз в десять. Фридрих не видел в России угрозу: по его убеждению, даже голштинский фактор не мог затянуть Северную империю вглубь Европы. Вдали от родных деревень, в непривычных условиях русский солдат окажется бессильным – или проявит себя дикарём, вызывая ненависть чинных германских обывателей. Он не мог поверить, что Россия сумеет несколько лет управлять Восточной Пруссией без серьёзных внутренних конфликтов.