Тотчас же надо мной склонилась египтянка в привычной полупрозрачной маске и смочила мои потрескавшиеся губы водой. Стало легче. Я чувствовал, что моё лицо, шею и грудную клетку покрывают плотные повязки, кожа под которыми наливалась болью, по мере того, как я приходил в себя.
Я снова застонал, и опять надо мной склонилась служанка, в этот раз дав мне попить несколько глотков, но не воды или вина, а опять какого – то мерзкого зелья. И я вновь провалился в сон, напоминающий смерть. Последней мыслью, которая мелькнула, как вспышка молнии, был страх, что эти проклятые египтяне выпотрошили меня и превратили в живую мумию.
Глава 7
Меня поили этими снадобьями ещё не один день, сколько – не знаю, но я всё время спал. И снился мне навязчивый и единственный сон – я брожу по зелёным холмам на берегу моря, и я знаю, что это холмы в Брундузии, но вернуться в себя я не могу.
Я не видел, как меня по нескольку раз в день опускали в бассейн с тёплой водой, обильно пролитой благовонными маслами, как мне снимали намокшие повязки на лице и на теле, высушивали мелко тёртой губкой, вновь намазывали смесью масел и снова бинтовали. Через несколько дней, мне надели на лицо маску из гипса, оставив открытыми только глаза и рот – эту маску каждый день раскрывали, как орех и снова смазывали лицо маслами.
И я не чувствовал боли, я чувствовал только свежий морской ветер на холмах Брундизия.
Потом я проснулся.
Первое, что я услышал, это был голос Фальгоро:
– Господин! Проснись, пора вставать! Только не делай резких движений – швам нужно зажить. Если понял меня – моргни!
Я моргнул. Чего уж тут непонятного?
Так я вернулся в мир живых.
Потом шло восстановление. Боли не было, было только стягивающее чувство и зуд на коже лица и груди. Я пожаловался Фальгоро, который не отходил от меня ни на минуту, ни днём, ни ночью. Мне дали новое снадобье, которое не отправляло меня в сон безвременья, а просто снимало неприятные ощущения.
Наконец, мне позволили встать и сняли гипсовую маску. Врачи, глядя на меня, удовлетворённо поцокали языками, вытянув и без того свои лица, напоминавшие птичьи. Один из египтян дал мне большое медное зеркало и отошёл в сторону.
Оттуда, из зеркала, на меня смотрел совершенно незнакомый пожилой мужчина. Да были шрамы на лице, это были мои шрамы, к которым я привык. И были мои глаза со сталью во взгляде – я ненавидел этих врачей, похожих на птиц, за то, что они отняли у меня моё лицо. Всё другое было не узнать – разрез глаз, губы, нос. Это было лицо другого человека! А вот лоб, где красовалось ранее выжженное калёным железом клеймо, был чистый, хоть и испещрён морщинами. Я перевёл взгляд на грудь, туда, под правой ключицей красовалось клеймо дезертира – там было тоже чисто, только лоскут кожи немного отличался пол цвету. Да, уж, постарались эти египтяне – им, что переделать внешность человека, что забальзамировать мумию…
Я довольно кивнул своим докторам и те заулыбались – впервые за всё время нашего знакомства.
Потом потянулись дни нескончаемых тренировок в гимнасии, фехтовании и владения кинжалом – в чём Фальгоро был просто мастер. Хорошее питание, крепкий сон помогли мне восстановиться быстро и полностью. Единственно, к чему я привыкал очень медленно и недоверчиво – это к своему новому лицу. Только мои глаза давали мне возможность воспринять себя нового.
Когда в мои покои зашёл префект Гай Клавдий Паулюс, по его невольно вытянувшемуся лицу я понял, что он не узнал меня и очень удивлён моей новой внешностью. Префект довольно кивнул и сказал:
