Молодой лугр пробирался через заросли и весь исцарапался, а когда попал в сосновый бор, то побежал, погружая ноги в приятный ковёр мха. Через какое-то время живые деревья стали появляться реже, а мох под ногами захлюпал. Вскоре Мирека окружил серый лес. Куда бы ни падал взгляд, везде стояли мёртвые деревья. Иногда раздавалось кваканье лягушек, иногда проскальзывали меж кочек мха маленькие ужики. От болотного смрада дышать было тяжело, и Мирек ругал в душе старого хрулля за то, что тот забрался так далеко.
Когда он всё-таки добрёл до низенькой лачуги, то постучал в дверь. Но никто не ответил, только где-то проквакала лягушка. Мирек постучал ещё и услышал за дверью шарканье. Дверь проскрипела, и на пороге показался старый хрулль с безумным взглядом и взъерошенными волосами, словно пучком высохшего мха.
– Я Мирек. Вы меня не помните?
– Лугр, – произнёс хрулль и ушёл в избу, оставив дверь открытой.
– Дед Барбандаш, в деревне беда, – сказал Мирек, заходя в жилище хрулля.
– Беда?! – перебил его старец, – а здесь, стало быть, беды нет? Здесь, стало быть, всё радуется жизни?
– Все в деревне смотрят пустыми глазами, – продолжил лугр.
– Пустые глаза – это плохо, – констатировал дед, расставил руки в стороны и оглядел избу. – А у меня, как видишь, дом полон богатств.
– В деревне только ваш брат в своем уме остался, – отчаянно сказал Мирек. – Он вам передавал привет.
– И всё? – хрулль блеснул взглядом.
– Нет, ещё вот это, – сказал Мирек и снял сумку с плеча.
Барбандаш сразу же переменился в лице, пристально посмотрел на ожерелье из луковиц на шее гостя, подошёл к нему и одну луковицу оторвал, потом посмотрел на нее и сказал:
– Ну, хоть мой брат и того, – он покрутил пальцем у виска, – но всё же вспомнил обо мне.
После сказанного он откусил половину луковицы вместе с кожурой и принялся жадно жевать.
– Яблочки – что надо! – наконец, проговорил он.
Мирек смахнул землю со скамейки и сел за стол, на котором с одного края лежали ещё не высушенные травы и коренья, а с другого – стоял помятый жестяной котелок. Он положил котомку на стол. Барбандаш заглянул в неё и, заметив бутылку, округлил глаза.
– Настой!? – радостно спросил он.
Он живо достал сосуд, вытащил зубами пробку и выплюнул её на пол, принюхался и сказал:
– Ну, точно! Из слизняков!
Он запрокинул бутылку, сделал несколько глотков и выдохнул с таким выражением на лице, будто у него сейчас глаза вывалятся из глазниц.
– Ну, и гадость! – проговорил он, снова опрокинул бутылку и сделал ещё несколько глотков.
Вновь выдохнул и сказал:
– Прямо-таки невозможная мерзость!
Потом он отдышался, отплевался – и спросил гостя, но уже дружелюбным тоном:
– Так о чём ты там говорил?
– Я говорю, в деревне беда, лугры работать не хотят. Говорят, мол, какой в этом смысл, всё равно рано или поздно придёт конец, – сказал Мирек.
– Чему придёт конец? Работе? – не понял Барбандаш и оторвал ещё одну лукавицу от связки.
– Всему, – безнадёжно пояснил Мирек, снял связку с шеи и положил её на стол.
– Так-так-так, – протараторил Барбандаш, – всему придёт конец.
Он ещё откусил от луковицы, но уже не так жадно и задумался. А в следующую секунду его будто осенило, и на его лице изобразился ужас.
– О, леший! – прокричал он, – а ведь и правда всему придёт конец! Что же нам делать?!
Хрулль схватился за голову и забегал по комнате. Мирек насторожился. Он вспомнил, как говаривали о том, что на болото лучше и носа не показывать, так как в здешних местах можно враз сойти с ума.
