– Мама! – вдруг крикнула она. – Ты еще не ушла?!
В дверях появилась молодая женщина, на вид не старше тридцати лет. Невысокого роста, с тонкими губами, кареглазая, и с волосами, выкрашенными в пепельный оттенок. Казалось, трудно было представить более непохожих мать и дочь, но саму Габриэлу Панини это никогда не тревожило. Она не знала никого из родных человека, который был отцом ее ребенка, и относилась к этой несхожести довольно естественно.
– Я жду твою крестную, она обещала быть с минуты на минуту. И да, Наталия, сиди прямо!
Девочка сделала еле уловимую гримасу, опустила ноги и подвинула стул.
– Я могу остаться и одна, – сказала она, переводя тему разговора. – Я уже большая и ничего не боюсь.
– Зато боюсь я, – миролюбиво ответила мать. – И если с тобой все же побудет Розана, мне будет спокойнее все дежурство. Утром я вернусь. Как уроки? Получилась задача?
– Делаю… – уклончиво ответила Наталия, подпирая щеку рукой, потом вспомнила замечание матери и выровнялась, взяв в руки учебник.
Габриэла слабо улыбнулась и вышла, чуть прикрыв дверь. Она считала свою дочь волшебным ребенком, не имея и понятия о том, как на самом деле близка к истине. С самого первого дня своей жизни девочка не давала повода и на секунду пожалеть о том, что ее мать, брошенная бойфрендом, решила сохранить свою беременность, оставшись даже без моральной поддержки родителей. Наталия – так назвала Габриэла свою дочь – отличалась удивительно крепким здоровьем, ни разу в жизни не поймав как детских болезней, так и обычной простуды. Мелкие царапины и раны заживали на ней со скоростью, которой могло бы позавидовать любое животное, а способности схватывать на лету любую информацию уже начинали становиться объектом школьной зависти. Наталия росла любознательной девочкой, жизнерадостной, любящей мир, людей, животных, способной дружить даже с фонарным столбом – как шутила ее мать. Отличная память на имена, лица, события проявила себя с первого дня в школе, а вот неусидчивость и болтливость стали перерастать в проблему, которую, впрочем, не видел никто, кроме учителей.
Иногда Габриэла ловила себя на мысли, что отсутствие в их с дочерью жизни отца девочки – это подарок, а не наказание. Ей самой ведь едва стукнуло двадцать, когда она опрометчиво влюбилась в человека, которой явно того не стоил, вряд ли Наталии был бы нужен такой отец. Зато теперь матери нет нужды делить любовь дочери ни с кем. Кроме, разве что, Розаны Литвийской.
Они познакомились в родильном доме, где лежали в одном корпусе, а после выписки продолжили общение и даже подружились. По словам новой знакомой, ее ребенок умер, и деликатность не позволила собеседнице как-либо касаться столь щекотливой темы и задавать вопросы, тем более, что Розана к этому не располагала. Этой женской дружбе было уже немало лет, но персона подруги все равно казалась Габриэле столь же загадочной, сколь и печальной. Она до сих пор не знала почти ничего о той девушке, которая стала крестной матерью ее малышки. Чем занимается Розана, откуда родом, даже возраст были для Габриэлы тайной, но она никогда не позволяла себе такие вопросы. За эти годы она всего дважды была в доме, где жила подруга, но та не сочла нужным даже показать ей все комнаты в нем, пригласив лишь в первые две. Интерьер гостье показался под стать своей хозяйке: монотонный, прохладный, немного непривычный – но светлый.
