Читать онлайн Лана Блейк - Лунный Мальчик

Когда я первый раз переступила порог дома, по моей коже пробежали мурашки. Воздух в доме казался тяжелым, давил на грудь, и я поняла – сюда нельзя заходить. Надо развернуться и бежать по дальше. Но куда? Мне было всего восемь лет, три месяца назад умерла мама, и теперь органы опеки привезли меня к отцу, которого я никогда не видела. Другого выбора у меня не было.

Меня всегда пугали детские дома, но, возможно, там мне было бы лучше. Намного лучше.

За две минуты до этого машина остановилась у небольшого, но ухоженного дома в конце улицы.

Здесь было так тихо. После шумного города в котором я жила тишина давила на уши. Тем более что дом был на самой окраине маленького городка где жил мой отец, в самом конце улице где начиналась лесополоса. Социальная работница вышла первой, поправила воротник пальто и позвонила в дверь. Она пыталось быть милой со мной, но по ее лицу было видно, что она хочет по скорее закончить свою работу. Прошла минута – и я увидела его. Моего отца.

Он был высоким, красивым, наверное даже обаятельным, ребенком мне было сложно понять. Позже, когда я повзрослею, я пойму, насколько он нравился женщинам, насколько милым мог казаться на людях. Но ребенка не обманешь внешностью.

Его глаза… В них не было теплоты, не было радости встречи. Он не обнял меня и не поцеловал. Не сказал добрых слов ребенку мир которого рухнул в один миг. Я не знаю чего я ожидала от встречи с ним. Где-то в глубине души я хотела чтобы он был рад меня увидеть. Чтобы я была важна для него. Мне всегда хотелось чтобы у меня был папа, как и других детей. Но вскоре я пойму, что иногда лучше и без папы.

Социальная работница прошлась по дому, заглянула в холодильник. Он подписал какие-то бумаги и она пошла к выходу, остановилось возле меня:

– Ну, всего хорошего тебе, Пэм. Тебе очень повезло, что у тебя есть такой отец. – сказала она пытаясь улыбнуться.

Потом развернулась к отцу:

– Милая девочка. Всего хорошего мистер Никсон.

Она вышла из дома так на меня больше и не взглянув, села в свою машину и уехала. Мы с отцом еще какое-то время стояли посреди гостиной молча. Видимо он сам не знал что со мной делать. Я наверное свалилась ему как снег на голову.

Потом он внимательно посмотрел на меня и спокойно сказал:

– Если будешь делать, как я говорю, у нас не будет проблем. Но если хоть раз ослушаешься меня, ты сильно пожалеешь.

Не этих слов я ожидала от него и почувствовала как у меня скручивается желудок.

Затем он развернулся и молча провел меня в мою комнату на втором этаже.

В тот момент я поняла, почему мама с ним не жила. Почему никогда не хотела о нем говорить. Почему когда я начина задавать вопросы, она как- будто каменела и переводила разговор на другую тему. Я поняла: ему нельзя перечить. Лучше держаться подальше. Он опасен.

В этот вечер мне никто не прочел сказку, никто не поцеловал меня перед сном, никто не спросил как у меня прошел день. Я сама разобрала свои вещи, сама как смогла застелила огромную кровать и долго лежала смотря в потолок прижимая к себе плюшевого медведя не понимая что мне ждет дальше. Но мой детский мозг даже вообразить не мог того, что ждет меня впереди. Заснула я в слезах, хотя мне казалось что они уже должны у меня закончиться.

С этого дня моя жизнь подчинялась его настроению.

Я по звуку шагов, по тому, как он открывал холодильник, могла понять, стоит ли сегодня просить о чем-то важном для меня. Стоит ли вообще показываться ему на глаза. Это была своего рода игра, угадай какое у него настроение сегодня. Не угадала, новый синяк был обеспечен. Он не бил меня часто – но этого хватало, чтобы я боялась его до чертиков. Я в прямом смысле боялась что он меня может убить. Его взгляд пробирал меня до дрожи, что я сразу цепенела и не могла пошевелиться. Именно тогда я научилась сдерживать слезы при нем, они злили его еще сильнее. Научилась копить обиды. Я всегда ждала вечера, чтобы плакать ночами, зарываясь лицом в подушку, чтобы он не услышал.

Весь дом лег на мои плечи. Я любила помогать маме по дому, она по мере моего возраста учила меня всему. Но в этом доме мне пришлось быстро и многому научиться. Нужно было знать какие он любит тосты и яичницу на завтрак, как заваривать кофе, как готовить ужин, как гладить его рубашки и еще сотни вещей, которые должны быть сделаны определенным образом и которые женщины постигают годами. Я была маленьким ребенком и многие вещи не получались сразу и за это я постоянно получала подзатыльники.

– Ты же девочка. – кричал он на меня. Я не знала что ему ответить на этот железный аргумент и начала жалеть, что не родилась мальчиком. Хотя сейчас понимаю, что будь у него сын, ему было бы еще хуже. Даже страшно представить какого монстра он мог воспитать. Он довольно часто говорил мне: Ты же будущая женщина, какой с тебя толк? Что ты вообще можешь понимать в этой жизни? Твоя задача рожать детей, а от этого вы потом тупеете.

Господи, как моя мама могла связаться с таким человеком? Неужели она не видела? Она мне всегда казалась очень умной и жизнерадостной женщиной. Но когда я повзрослею, я на собственной шкуре пойму и перестану ее винить.

При этом я должна была учиться на отлично. Мои желания, мои потребности, мое здоровье – никого не волновали. Мое детство закончилось как только я переступила пород этого дома. И со временем я забыла что такое детские игры вместе с друзьями. Вместе с ними я должна была варить суп из листьев и камней, а не стоять на кухне и варить каждый день ужин отцу. Я должна была играть вместе с девочками и учиться ролевым моделям, но у меня была одна роль, роль прислуги в собственном доме.

На следующий день после переезда я увидела черноволосого мальчика, сидевшего на крыльце дома напротив. Он выглядел бледным и чем-то расстроенным. Я взяла яблоко на кухне, перешла дорогу и подошла к нему. Он внимательно посмотрел на меня своими серыми глазами. Помню, что их цвет, такой редкий, уже тогда меня поразил. Тогда у меня еще не было проблем с коммуникацией и постоянного страха.

– Привет, меня зовут Пэм. Я вчера переехала к отцу. Моя мама недавно умерла, и теперь я буду жить здесь. Хочешь яблоко? – спросила я его.

Но прежде чем он успел ответить, из нашего дома вылетел отец. Он резко схватил меня за руку и развернул к себе. Яблоко выпало из моей ладони и покатилось по дороге.

– Чтобы я больше никогда не видел, что ты разговариваешь с ним! Ты меня поняла?

– Но почему? – спросила я.

Это была ошибка. Мне нельзя было задавать вопросы. Первое правило: никогда не задавать лишних вопросов. Я буду долго его учить. Сколько затрещин я получу прежде чем научусь держать язык за зубами. Он ударил меня по щеке. Сильно.

– Потому что я так сказал! – закричал он на всю улицу. – Марш домой!

Щека горела, когда я вбежала в дом и бросилась в свою комнату. Тогда я ещё не привыкла к такому обращению. Я была в шоке. Я не верила, что такое вообще возможно. Слёзы хлынули сами собой. Отец пошел за мной громко хлопнув входной дверью и поднялся следом.

– Ты мне ещё спасибо скажешь! – орал он. – Его мамаша шизанутая!

Затем развернулся и с грохотом захлопнул дверь моей комнаты.

Но самое страшное было не это. Когда я стояла на улице, я потеряла цепочку матери – ту, что носила с момента её смерти. Через два часа, когда в доме стало тихо, я прокралась на улицу. Обыскала всю дорогу, каждый угол, каждую щель между досками крыльца. Но так и не нашла.

Первые полгода я постоянно плакала. Была часто бита. Пыталась даже по своему бороться устраивая бунты отказываясь от еды. Но потом сдалась. Я поняла: с ним лучше не спорить, лучше делать так, как он хочет, и не задавать лишних вопросов.

Но не только моя жизнь была похожа на ад. Жизнь Найджела, моего соседа напротив, тоже была непростой. Его мать и правда была больна. Не знаю, издевалась ли она над ним так же, как мой отец надо мной, но жить с психически нестабильным человеком всегда тяжело.

Иногда она кричала на него. Иногда била посуду и наверное ломала мебель. Могла выйти из дома босиком посреди зимы, и тогда Найджел бросался за ней. Я давно поняла, что мы оба несчастны. Каждый по-своему, но несчастны. Но это нас не объединяло. Он не хотел дружить со мной. Не хотел разговаривать. Всегда держал дистанцию. Даже не здоровался, проходил мимо меня молча. То ли из-за моего отца. То ли потому, что я ему не нравилась. Я не знала. Но я не могла его понять. У него был шанс вырваться. А у меня – нет.

Прошло всего пару месяцев после моего переезда, когда я услышала разговор на улице.

К Найджелу приехал отец. Он хотел забрать его с собой.

– Я никуда с тобой не поеду! – кричал Найджел. – Ты меня не заставишь! Я хочу остаться с мамой!

– Сынок, твоя мать… она не совсем здорова. Тебе будет лучше со мной. Не бойся, я обо всём позабочусь. У неё будет сиделка. Я не понимаю, почему ты не хочешь переехать ко мне?

– Я никуда с тобой не поеду!

Он остался. Его отец приезжал к ним, но редко. Хотя я не знала, чтобы я сделала на его месте. Возможно он и правда очень сильно любил свою мать.

С Найджелом было что-то не так. Однажды летом я лежала в своей комнате с открытым окном. Его спальня находилась напротив моей – наши дома были типовыми, и разделяла нас лишь узкая дорога. Вдруг я услышала крик. Дикий, пронзительный, пробирающий до дрожи. Я проснулась не понимая что происходит. Через минуту в его комнату поднялась сиделка.

– Тише, мальчик. Запей лекарство. Тебе станет лучше.

Ещё несколько минут – и крики перешли в глухие стоны. Потом всё стихло. Я лежала в темноте, в жаркой, душной комнате, и не могла пошевелиться обливаясь потом. Мне казалось, что я чувствую его боль. Каждый раз, когда случались эти приступы, мне хотелось выбежать из дома, перебежать дорогу и помочь ему. Но что я могла сделать?

Мне так не хватало тепла и любви.

Все годы моей жизни в этом доме – да что там, почти всю свою осознанную жизнь – я жила без них. Даже без простого понимания, которое делало бы существование хоть немного терпимее. Я пыталась хранить в памяти счастливые годы, проведённые с мамой. Но со временем воспоминания тускнели, стирались, как старая бумага, пока я не начала сомневаться: было ли это вообще со мной? У меня осталось всего несколько её фотографий и пара вещей, которые я хранила в коробке в шкафу. Я доставала их только ночью, когда отец не видел. Больше всего я любила одну фотографию: нам с мамой было хорошо в тот день, в парке. Она держала меня на руках и смеялась, пока я ела сладкую вату. Только эти снимки напоминали мне, что, возможно, когда-нибудь и в моей жизни наступит счастливый момент. Что я смогу, наконец, вздохнуть спокойно.

Но даже в этой жизни были маленькие радости. Самая главная – музыка.

Мама водила меня в музыкальную школу с пяти лет. Когда я переехала к отцу и сказала ему об этом, я удивилась, когда через несколько дней в гостиной появилось пианино. Он даже нанял мне репетитора. Два раза в неделю ко мне приходила пожилая женщина, бывшая пианистка. Она была дамой старой закалки – упрямая, волевая, с безупречной осанкой. В её молодости от женщин ждали, что они будут сидеть дома и растить детей, но она сделала карьеру вопреки всем ожиданиям. Гастролировала, трижды выходила замуж, родила двоих сыновей от разных мужчин. Я уважала её. И любила музыку. Я с радостью ждала ее уроки, мы с ней разделяли одну и ту же любовь.