Луноход-1 - страница 8

Может быть, во мне жил злодей, мелкий фашист, и это он нарисовал знак.

Когда мы говорили «бабушка» и «дед», всегда подразумевали родителей папы. У них была обычная семья, как у нас, из которой вышел, отпочковался папа. Он был старшим сыном, у него был брат (наш дядя) и сестра – наша молодая тетя Лена, которая была старше моей сестры всего на шесть лет. То есть она была моей сестре одновременно старшей сестрой и тетей.

Но еще была баба Клава (или «бабка Клава», так почему-то называл ее папа), это мамина тетя, но она относилась к маме как к дочери. У нее тоже был свой дед. Не знаю кто, муж или сожитель, просто собственный дед.

– Я люблю Ирку как родную дочь, а тебя как родного внука, – говорила бабка Клава. – Мать Ирины, невестка моя, дурная была, гулящая. А я всегда заботилась о мамуле, защищала, ругалась с этой дурой!

Слова эти я не понимал, но запоминал и обдумывал. Чем была дурная? Почему это плохо – быть «гулящей»?

Бабка Клава говорила всякое такое вечерами. Она со своим дедом Витей, трактористом, курила папиросы и пила крепкое вино. Запах дыма смешивался с кислым запахом алкоголя, был сильным, но не противным.

– Глянь, какие светлые волосики у него, – сказала бабка Клава своему Вите. – Хоть с папиросой кури их, такой хорошенький.

– Ну не ласкай его, как кота, пусть сам бегает, – отвечал дед Витя.

Несколько дней я гостил у них в частном секторе. С утра я побежал в деревянный туалет, но бабка Клава остановила меня и протянула стакан.

– Каждое утро писяй сюда, ангелок мой.

– Зачем, баба Клава?

– Но ты никому не говори. Это тайна. Никому, понял? Мне нужно это как лекарство.

Я очень удивился, но стал по утрам исполнять ее просьбу. Она знает, что ей надо, и я никому не расскажу – так я думал, наполняя стакан, а потом разглядывая свежую пену на просвет.

Бабка Клава вставила два пальца в рот и свистнула соседским детям. Она велела им брать меня играть и чтобы не обижали. Эти дети отличались от тех, что жили в пятиэтажках. Тут подростки общались с мелкими, брали с собой гулять, спокойно говорили при нас про траханье, использовали грубые слова, а малышню это, казалось, не волновало и не смущало. В детском саду я всегда удивлялся, если кто-то из детей мог играть с игрушками разного масштаба. Мне же очень нравились модельки машин, потому что я точно знал, что они в сорок два раза меньше реальных автомобилей, и мог мысленно уменьшить себя в сорок два раза, чтобы сесть внутрь автомобиля и проехать мимо кубика, который приблизительно становился как гараж или фрагмент дома. А теперь я стал частью команды из больших и маленьких детей. Я даже был не самым младшим здесь. Как – такие игрушки разного масштаба – мы находили себе развлечения: лазили по разрушкам и стройкам. Если малыш спотыкался, я мог помочь ему подняться.

Мы шли вдоль ямы, выкопанной экскаватором, там я засмотрелся вниз. Высота была небольшая, как когда стоишь у нас дома на балконе. Мы жили на втором этаже. Я шел по краю и все смотрел, смотрел вниз. Да, та же пара этажей. Грунтовые воды где-то собрались в лужи, земля казалась упругой и мягкой, где-то каменистой, где-то валялись фрагменты труб. Вдруг я подумал, что если упаду, то со мной ничего не случится, просто будет глухой удар. В следующий миг очнулся от того, что кто-то бил меня по щекам.

– Живой!

После этой реплики пара сильных рук подкинула меня наверх, и уже другие люди подхватили тряпичное тело.