– Да, а другой – мой четвертый шиди, Хань Юань.
Ли Юнь шагнул вперед.
– А тебя тогда как зовут? – заинтересованно спросил он.
Ли Юнь походил на бывалого волка, заметившего кролика. Чэн Цянь чуть было не отпрыгнул от него, но вовремя сдержался. Резко выпрямившись, он невозмутимо ответил:
– Чэн Цянь.
– О, сяо Цянь. – Ли Юнь кивнул и протянул, лицемерно улыбнувшись: – Приятно познакомиться.
Чэн Цянь видел лишь его белоснежные зубы, и это лишний раз подтверждало, что на данный момент в клане Фуяо не было ни одного человека, который мог бы ему понравиться, не считая учителя.
Но как знать – его учитель мог оказаться и не человеком вовсе.
Вскоре на горизонте появились Хань Юань и Мучунь чжэньжэнь. Хань Юань тут же уселся перед Чэн Цянем и, жалуясь, что тот не пришел поиграть с ним, перепробовал все угощения на столе.
Иногда Хань Юань льстиво улыбался учителю, а иногда оборачивался, чтобы подмигнуть и состроить рожу Чэн Цяню, деловитому, но аккуратному.
Он служил прекрасной иллюстрацией к поговорке «уродливые люди делают больше зла».
Что до их дашисюна, Янь Чжэнмина, то он опоздал на целый час и, конечно же, пришел зевая.
Разумеется, такой человек, как Янь Чжэнмин, никогда не ходил пешком – он прибыл, сидя в плетеном кресле.
Двое слуг шли спереди и двое сзади, они несли своего господина от самой «Обители нежности».
Прелестная девушка быстрым, широким шагом шла позади, обмахивая Янь Чжэнмина веером, а рядом шел юноша, держащий над его головой зонт.
И вот так, словно сопровождаемый великими защитниками Хэн и Ха[50], явился Янь Чжэнмин. Его белоснежные одежды трепетали на ветру, а подол напоминал плывущие по небу облака.
Казалось, молодой господин явился сюда не на утренние занятия, а для того, чтобы привлечь к себе внимание.
Войдя в Зал Проповедей, дашисюн высокомерно покосился на Ли Юня, всем своим видом выражая отвращение. А после перевел взгляд на Хань Юаня и, заметив на столе недоеденные пирожные, раскрыл веер и заслонился им, будто подобная картина могла запятнать его прекрасный взор.
В конце концов у него не осталось выбора, кроме как сердито подойти к Чэн Цяню. Один из юношей-даосов раза четыре наскоро протер каменный табурет, затем положил на него подушку и поспешил подать чай. Дымящаяся чашка тут же опустилась на блюдце с амулетами. Блюдце волшебным образом охладило содержимое чашки, и на стенках выступила испарина. Только тогда Янь Чжэнмин соизволил сделать глоток.
Завершив все приготовления, молодой господин Янь наконец-то сел.
Ли Юня это не удивило. Для него дашисюна будто не существовало, но Хань Юаня увиденное, казалось, потрясло до глубины души. Выражение его лица было таким же, как когда он восклицал «Что здесь такое написано?!».
Снисходительно наблюдая за всем происходящим, даже вечно саркастичный Чэн Цянь потерял дар речи.
Так началось утреннее занятие четырех учеников Мучунь чжэньжэня, не испытывающих друг к другу ничего, кроме неприязни.
